Родовое гнездо

Пустыри в горьком запахе полыни,
Виноватость покинутых мест,
И тоскующий плач по покинутым,
Здесь когда-то был дом, была печь.

Здесь велись разговоры,
Пили чай. Можно было уйти и вернуться.
А теперь ни души. Пустыри да засовы.
Дверь на ржавых и жалких петлицах.

Главной привлекательной чертой Владивостока конца XIX – нач. XX вв. была возможность самореализации – причем не только для российских граждан, но и для всех предприимчивых и активных иностранцев. Начиная “с нуля”, можно было очень быстро встать на ноги – но и труда это требовало немало. Кто-то сходил с дистанции, разорялся, кого-то обходили конкуренты…

Напомню, что М.И. Янковский был бывшим политзаключенным, находящимся под негласным надзором правительства до 1890 г., т.е. начинал не просто на пустом месте – как сейчас бы сказали, у него и других предпринимателей были неравные стартовые условия. Но в 1896 г. на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде были представлены “с картами и комментариями” ведущие хозяйства и предприятия страны – и Приморской области в том числе. М. И. Янковский представил на выставке вино из винограда, варенье из шиповника и бабочку… “М.И. Янковский один из самых старых хозяев Южно-уссурийского края. Главная отрасль хозяйства – конский завод, насчитывающий около 70 маток. Производители выписаны из Томска, приплод получается гораздо более рослый, чем местные лошади и разбирается с большой охотой, так что всему спросу завод не имеет еще возможности удовлетворить. Помимо хозяйства, М. И. Янковский известен как собиратель насекомых; от него многие музеи западной Европы и Америки приобретали коллекции насекомых, водящихся в Уссурийском крае и Манчжурии” – писал Н. А. Крюков в каталоге выставки в том же году. “Конский” завод, женьшень, пантовое оленеводство, охота и многое другое. Работала вся семья – а помимо жены Ольги Лукиничны, первого внебрачного сына Александра, приемного сына у Янковских было шестеро своих детей – Елизавета, Юрий, Анна, Ян, Сергей и Павел.

В 1912 г. Михаил Иванович составил завещание: “…на случай могущей постигнуть меня смерти, заблагорассудил изъявить свою волю в следующем: собственно мне принадлежащее благоприобретенное недвижимое имение “Конный хутор”, со всеми, без исключения, имеющимися в нем строениями…а также землями как моими собственными, находящимися на полуострове “Янковского” и в долине речки Сидеми…так и арендуемыми мною от казны…после моей смерти должно оставаться нераздельным и составлять, как и при жизни моей, одно целое и своими доходами служить, по мере возможности, на пользу приютившего меня в молодости края, в коем родились мои дети, каковое имение должно служить фамильным гнездом, в коем каждый из детей моих мог бы иметь, в случае надобности, всегдашний приют”…

Читая воспоминания, мемуары, изучая документы семьи, людей, их знавших, невольно думаешь о том, что Судьба испытывала на прочность не только первого Янковского – в течение многих десятилетий созданное Михаилом Ивановичем и его потомками экспроприировалось, конфисковывалось, отбиралось, уничтожалось. В 1922 г. часть семьи эмигрировала в Корею, Ольга Лукинична, ее дочь Галина (Анна), некоторые родственники остались в Сидеми. Но ненадолго. О. Л. Янковская, случайно узнав о своем готовящемся аресте, тайно бежала в Корею, Галина с мужем, как спецпоселенцы, были сосланы в Нарымский край. После окончания Второй Мировой войны в 1946 г. был арестован сын Михаила Ивановича – Юрий, главный наследователь уже несуществующего имения в Сидеми и хозяин Новины – нового, снова созданного на голом месте имения. “Новина умерла в течение одного дня. Двадцать лет ежедневного труда только на этой земле и все, что было накоплено и создано силами практически трех поколений, начиная с первопроходцев полуострова в 1880 году – все рухнуло в одночасье” – пишет В. Янковский, внук Михаила Ивановича, прошедший ГУЛАГ и ссылку.

А Сидеми? Дом-крепость, в котором жила вся семья, был разрушен до основания. Хозяйство? Кто бывал в Сидеми, помнит – там еще живут пятнистые олени, правда назвать это процветающим предприятием будет большой натяжкой. Лошади? Есть, но это не конезавод, не говоря уж об ипподроме. Женьшеневая плантация давно исчезла, как исчезли егерские сторожки с телефонами, ночное освещение вдоль дорог и т.д. В соседнем с Янковскими брошенном поместье Бринеров были расположены летние лаборатории Академии наук, потом его ненадолго заняла профсоюзная организация, потом детский лагерь. Фамильный склеп в 30-е годы был осквернен и полуразрушен. Несколько лет назад деревянный двухэтажный особняк сожгли, действующий ледник, построенный в начале XX в. разрушили. Сейчас на Сидеми от Янковских почти ничего не осталось – даже памятник, поставленный в 1991 г. регулярно подвергается надругательству.

Что это? Долгая, мучительная стагнация – это Судьба? Или наш выбор? Мы выбрали отсутствие прошлого? Хочется верить, иногда вопреки всему, в здравый смысл и чувство самосохранения нации. Хочется верить…

В статье использованы материалы архива ОИАК, РГИФА ДВ, книги В. Янковского “От гроба Господня до гроба ГУЛАГа”