Враштил Виктор Владимирович (1885-1920) был подвергнут медленной мучительной казни. Из данных со стороны белых и красных напрашивается вывод, что полковников Враштиля, Евецкого, Морозко, Гириловича и других красные палачи на станции Верино зверски убили по собственной инициативе, ради «забавы», ещё до заседания их «военно-полевого суда»…
В последних числах января 1920 года во Владивостоке пал режим Колчака, власть перешла в руки Приморского Земства, в котором заглавную роль играли большевики. Передача власти произошла мирным путём благодаря тому, что генералам и большинству офицеров белой армии надоели унижения перед японцами, и они пошли на союз с эсерами и большевиками, поверив их обещаниям неприкосновенности и дальнейшего сотрудничества. Обещания большевиков остались пустым звуком: первым делом они организовали в Хабаровском крае концлагерь для своих недавних «союзников». Из Владивостока туда были направлены по железной дороге 48 узников. В ночь с 4 на 5 апреля из Никольск-Уссурийского в том же направлении ушёл ещё один состав, где в вагонах находилось 96 арестантов. Этот поезд по назначению не прибыл…
Дело в том, что в ту же ночь произошло выступление японцев в Приморье. Они выбили красных из городов и заняли все важные стратегические пункты. Узники хабаровского концлагеря, в основном офицеры, разоружили охрану и самоосвободились.
Подойдя к станции Верино, поезд из Уссурийска остановился: стало известно, что Хабаровск занят японцами. Встал вопрос: что делать с пленными? Бежавшие от японцев толпы красных партизан требовали немедленной расправы над безоружными людьми. Конвой, не имея приказа на казнь, не позволил убить пленных. Тогда ворвавшиеся в вагоны «красные герои» обобрали всех до нижнего белья, снимали даже медные крестики…
9 апреля комендант станции Верино «товарищ» Орлов со специальной командой подошёл к вагонам и вызвал полковников Враштиля и Евецкого. Со словами «Прощайте, братцы, не поминайте лихом!» Враштиль выпрыгнул из вагона. Полковник Евецкий выполнять приказ палачей отказался. На него набросили веревку и вытащили из вагона. Но большевики просчитались – полковник-фронтовик скинул верёвку, вырвал из рук одного из конвоиров винтовку и вступил в неравный бой. Позже комиссия насчитала на его теле более сорока ран, четырнадцать из них – в области сердца. Полковник Враштиль был подвергнут медленной мучительной казни. В тот же день на ст. Верино были убиты еще семь человек, в том числе полковники Морозко и Гирилович. Из данных со стороны белых и красных напрашивается вывод, что полковников Враштиля, Евецкого, Морозко, Гириловича и других красные палачи на станции Верино зверски убили по собственной инициативе, ради «забавы», ещё до заседания их «военно-полевого суда», то есть даже без видимости суда и следствия…
Более десяти суток поезд курсировал между Красной Речкой и рекой Хор – решалась судьба пленных. Сначала объявили, что все будут расстреляны. Их почти не кормили, приговор в исполнение не приводили, одежды не отдавали, потом объявили об отмене смертного приговора. Так несколько раз объявляли о смертном приговоре, а затем о его отмене. По ночам стояли апрельские морозы. Бегущие толпы красных врывались в вагоны, а поскольку грабить уже было нечего, они каждый раз нещадно избивали заключённых. Голодные люди уже ни во что не верили, они ждали одного – смерти. Большинству из них было 20-25 лет, но за эти дни многие из них поседели.
18 апреля на станцию Верино прибыл комиссар Иосиф Певзнер со списками военно-полевого суда. Участь несчастных была уже решена, оставалась формальность – зачитать приговор. Председателем суда был назначен «товарищ» Холодилов, членами – Понамарев Александр Евдокимович, Тарасенко Дмитрий Абрамович и Челныков. Этот «суд» всех заключённых «за пытку, истязания, расстрел, поджог деревень и т.д.» (это Враштиль-то, которого сами красные называли «в высшей степени гуманным и честным человеком»?) приговорил к смерти. Понамарев съездил в Иман и привёз ещё 24 человека. Предстояло тайно убить 120 человек.
В убийстве также участвовали: отряд особого назначения под командованием «товарищей» Сократа и Краснопаева и коммунистическая рота под командованием Баренова.
А.Е. Понамарев оставил свои воспоминания, где писал:
«На станции Верино долго обсуждали план выполнения приговора, так как их было много. Чтобы скрыть следы, решили отправить на р. Хор, где и привести приговор в исполнение. Для того чтобы не подать виду арестованным, что их уничтожают, мы перевели их в один вагон, в другом происходило заседание военно-полевого суда. Приводят арестованного, товарищ Холодилов зачитывает приговор суда, товарищ Челныков наставляет в лоб «Браунинг», а остальные товарищи по очереди, сидят с молотками, весом фунтов по 20 (20 фунтов чуть более 9 кг – прим. Г.Т.) , не показывая вида, до окончания приговора, а по прочтении приговора, один из них ударяет и, таким образом, без звука и, не наводя шум. Таким образом, с 12 часов ночи до 5 часов утра все эти 120 человек были спущены в реку. В числе их находились полковник Враштиль, командир Конно-Егерского полка, и полковник Евецкий, командир 33-го полка. В то время был большой шум, что оттуда кто-то вернулся. Это неверно».
То, что бывший член «суда» упоминает среди казнённых на мосту Враштиля и Евецкого, не случайно: палачи и через годы боялись признаться в зверских истязаниях русских офицеров на станции Верино.
Просчитался красный командир А.Е. Понамарев – спастись удалось двоим. Первый, милиционер из г. Спасска (вероятно, это был Леонид Вайгерт), выбрался из воды, прошел несколько верст и был укрыт в подвале женой сторожа на лесопильном заводе. Однако палачи его выследили и на глазах сторожихи живому отрубили руки и ноги, а тело бросили в пруд.
Вторым оказался канонир гаубичной батареи Александр Николаевич Булатов. Он вспоминал:
«Все уходящие из вагона по примеру полковника Враштиля говорили: «Прощайте, братцы! Не поминайте лихом!». Я был вызван шестьдесят первым по счету. Выйдя из выгона, сразу очутился в кольце конвоя с винтовками наперевес. Связали веревкой и привели к вагону с полуоткрытой дверью и жестом приказали войти, а сами остались около. Как только я зашел в вагон, дверь снаружи была плотно прикрыта. Хотя в вагоне было полутемно, но сразу бросился в глаза стоящий в углу стол, на котором стояли две зажженные свечи.
…Две фигуры – одна вся в белом, другая в черном находились тут же поблизости и через вырезы в капюшонах смотрели на меня. Позднее я заметил еще две фигуры, стоявшие в другом конце вагона. Все четверо были вооружены молотками с длинными рукоятями.
Сидевший за столом человек стал задавать вопросы и записывать мои ответы – кто, откуда родом, где служил, доброволец или мобилизованный, какие есть родственники и где. Вдруг одна из стоявших сзади меня фигур делает резкое движение, и я получил страшный удар по голове. Теряя сознание, еще чувствовал, что лежу на полу, и удары наносятся по всем частям тела. Сознание вернулось, когда очутился в ледяной воде. Стал делать отчаянные движения, чтобы держаться на поверхности воды. Сориентировавшись, стал прибивать к правому берегу, на котором находился Хорский поселок. Наконец, нащупал ногами дно и приблизился к берегу. Хотел сразу встать, но ноги отказывались повиноваться.
Вскоре я услышал поблизости стоны. Понял, что это один из наших, но помочь не мог. На берегу послышались голоса, человек стал громче стонать. Четверо вооруженных людей спустились к берегу и стали старательно добивать стонавшего штыками…
Чувствовал, что скоро наступит рассвет и решил действовать. Невероятными усилиями привел в подчинение тело, медленно поднялся на берег, зашел в находившийся на самом берегу двор и головой стал стучать в дверь. «Кто такой», – послышался голос, но язык тоже отказывался подчиняться, и я продолжал стучать головой в дверь.
Дверь, наконец, открылась и старик-казак испуганными глазами смотрел на меня – решалась моя судьба. «Проходи скорей», – прошептал старик и провел меня в избу. Разрезал на руках веревку, одел меня в шубу и спрятал в подполе, где я отсидел трое суток.
Потом ночью старик отвез меня на лодке на остров, где спасался его брат-калмыковец, который ухаживал за мной. На голове у меня были раны, сломаны два ребра…».
Каким-то образом большевики пронюхали, что на острове скрываются люди, но верные казаки вовремя предупредили и их ночью перевезли в Китай, где беглецы находились до прибытия в Хор японцев. Когда Булатов вернулся, он сразу явился к японскому коменданту и рассказал о жуткой расправе над безоружными людьми. Комендант отправил рапорт во Владивосток. Командующий японскими войсками генерал Оой был взбешён. Он сразу вызвал к себе представителей большевиков и в ультимативной форме потребовал передать под охрану японцев все тюрьмы и лагеря для военнопленных.
Большевики не остались равнодушны к тому, что в живых остался свидетель их злодеяний. Во Владивостоке на солдата Булатова было совершено покушение, он был ранен. Боясь за жизнь русского солдата, японцы вывезли его на военном корабле из России.
Тела белых патриотов по берегам реки собрали местные жители и предали земле.
Вскоре была назначена чрезвычайная комиссия под руководством председателя Владивостокского окружного суда господина Контовта, следователей г. Монина и г. Яшкина, двух врачей, двух-трех представителей из общественности. К комиссии присоединились сослуживцы и родственники убитых в количестве 42 человек. Японцы также прислали своего представителя. Но в верховьях Хора прошли дожди, уровень реки резко поднялся, и поиски стали бесполезными. Всего было найдено тридцать семь трупов, четыре-пять не были опознаны. Позже ещё два трупа выловили у Хабаровска…
В конце июля чрезвычайная следственная комиссия по делу убийства на р. Хор закончила свою работу. В специальном поезде члены комиссии возвращались во Владивосток, везя для доклада правительству огромные материалы. Однако на пути следования состава между Никольск-Уссурийским и Владивостоком весь собранный материал, по заявлению комиссии, был украден! Кто может этому поверить?! Самое вероятное, что после трагедии разыгралась комедия по приказу самого правительства. Предполагалось, что все документы были уничтожены, но в начале XXI века документы о событиях на р. Хор обнаружились в одном из архивов РФ.
Вспоминая погибших, их товарищи говорили: «Хотя человеческий лицемерный суд ничего не сделал для вас, ваши сослуживцы и единомышленники никогда не забудут о вас и ваша мученическая смерть не будет забыта в восставленной России!».
Трупы убитых после вскрытия подвергались кремации, и прах собирался в урны. Урны с прахом убитых в числе 37 были доставлены родственниками в Харбин и похоронены в новом притворе Иверского храма. На стенке выреза арки помещен полный список всех погибших на реке Хор.
4 июля 1920 года агент большевиков сообщал, что «Около 12 часов в соборе совершилась панихида по Враштилю и другим офицерам убитых на р. Хор. Главный контингент молящихся были офицеры и их жены, родственники. Часть офицеров надели траур…».
…Палачи-большевики в балахонах с капюшонами, закрывавшими лица, кувалды в руках вместо оружия, сбрасывание тел в воду, без права на могилу – всё это говорит о том, что убийство было ритуальным.