Людоед с севера (1). Первые русские на Амуре

«Приели человек с пятдесят…»
Из признаний В. Пояркова следствию по возвращении в Якутск

Это имя хорошо знакомо многим дальневосточникам, кто хоть раз путешествовал по Амуру на круизном двухпалубном теплоходе «Василий Поярков» – легенде советских речных пассажирских перевозок. У народов, живших по берегам Амура 300 лет назад, есть и свои легенды, связанные с этим именем. Первое же появление Пояркова и его отряда на берегах главной реки Дальнего Востока обернулось пугающей драмой, которая на столетия запомнилась даже китайцам, в ту эпоху находящимся весьма далеко от Приамурья.

 

Алексей Николаевич Волынец, российский публицист, автор книги «Деревянные пушки Китая. Россия и Китай – между союзом и конфликтом»

«Есть за Алданским хребтом река хлебная…»

В августе 1638 года на берегах якутской реки Алдан казачий атаман Дмитрий Копылов услышал от шамана Томкони, главы одного из родов эвенков-кочевников, необычный рассказ о лежащей к югу большой полноводной реке. По словам шамана, на ее берегах жили оседлые люди, знавшие хлебопашество и обладавшие серебром. Сведения казались ценными в прямом смысле – первопроходцы с риском для жизни искали и осваивали новые земли ради добычи, драгоценных мехов соболей и лисиц. Не менее ценными были и сведения про «пашни» – забравшиеся глубоко в дальневосточную тайгу и тундру русские первопроходцы страдали от дефицита и дороговизны хлеба, который с большим трудом приходилось везти через всю Сибирь, а тут открывался шанс найти земли, где он в достатке родится сам.

К 1643 г. в Якутске, ставшем центром этих поисков, уже знали, что «есть за Алданским хребтом река хлебная», что с севера в нее впадает река «Зия», до которой теоретически можно добраться из якутских земель от притоков Алдана. Информации добавило возвращение в Якутск Ивана Москвитина, первого из русских, побывавшего на берегах Тихого океана. В 1640 году его отряд, двигаясь на лодках вдоль побережья Охотского моря, почти добрался до устья Амура. В районе островов, ныне называемых Шантарскими, местные «тунгусы» рассказали ему о близости «усть Муры», великой «хлебной реки», впадающей в океан.

На основе этих все еще смутных знаний к июлю 1643 года в Якутске, тогда главном центре всех русских владений на Дальнем Востоке, подготовили большую экспедицию к неизведанной реке.

«А немирных людей смирять ратным обычаем…»

По меркам эпохи первопроходцев, это была целая маленькая армия из 133 «служилых» и «охочих» людей. О значимости похода говорит тот факт, что его возглавил «письменный голова» Василий Поярков. Письменным головой тогда называли чиновника, назначавшегося в помощь сибирским и дальневосточным воеводам по приказу из самой Москвы.

Отряд Пояркова был прекрасно вооружен: 80 человек имели железные доспехи, почти все имели ружья, на шесть речных барок-дощаников погрузили большие запасы, в том числе «для угрозы немирных землиц пушку железную, да на 100 выстрелов полуфунтовых ядер».

Про самого Василия Пояркова до его амурского похода мы не знаем практически ничего. Известно, что он был уроженцем г. Кашина под Тверью, но много лет провел на «государевой» службе в Сибири.

От воеводы Якутского острога «письменный голова» отправлявшегося на Амур отряда получил подробную «наказную память», т.е. инструкцию, в которой были изложены все имевшиеся на тот момент сведения о «хлебной реке» и цели похода. «Государевым делом промышлять, смотря по тамошной мере как лутче, – гласила инструкция, – и иноземцов ласково под Царскую высокую руку приводить, и ясак сбирать, а сперва ясак взять с иноземцов небольшой, чтоб их сперва ясаком не ожесточить… А немирных людей иноземцов, которые ясаку с себя не дадут, смирять ратным обычаем, войною…».

Отряд Василия Пояркова покинул Якутский острог 25 июля 1643 года. Сначала шесть речных кораблей спустились вниз по Лене до устья Алдана и затем целый месяц двигались вверх против его течения. Так достигли впадающей в Алдан реки Учур, путь вверх по течению которой вел прямо на юг. Еще десять дней плыли по Учуру до места, где в нее впадает река Гонам – одна из не только самых красивых, но и опасных в этой местности: она перерезана многочисленными порогами, подводными скалами, берега ее усыпаны камнями и сжаты поросшими тайгой высокими сопками. Именно от верховий Гонама можно было, преодолев несколько десятков верст гористой тайги, выйти к притокам Зеи, впадающей в Амур.

Первые на берегах Зеи

Пять недель отряд Пояркова пробивался вверх по Гонаму. Казаки насчитали 66 порогов и шивер – каменных завалов на реке. Бурные воды разбили на камнях две лодки из шести, пропала часть пороха, продовольствия и оружия.

Начинались первые заморозки, и Василий Поярков принял решение до снегопадов налегке пробираться через горы Станового хребта. Оставив в верховьях Гонама на зимовье все сохранившиеся лодки с большей частью припасов под охраной 40 человек, 90 казаков во главе с Поярковым пешком двинулись на юг. Оставшиеся должны были идти вслед за ними только весной, когда полноводные ручьи позволят протянуть волоком лодки с припасами как можно дальше.

Пеший путь через таежные сопки занял две недели. В ноябре 1643 года, когда все уже засыпало снегом, отряд Пояркова вышел к притокам реки Зеи. Отсюда по прямой до Амура оставалось еще более полутысячи верст. Сквозь снега казаки добрались до устья впадающей в Зею реки Умлекан, где и решили остановиться на зимовку.

В этом районе уже встречались поселения дауров – освоивших лесную жизнь дальних родственников степных монголов. «А на усть той речки Умлекана живут дауры пашенные, даурской князец Доптыул с родом своим, а роду его 15 человек…» – позднее расскажет Поярков. Даурский «князец», захваченный врасплох появлением множества незнакомых и хорошо вооруженных людей, в деталях поведал Пояркову о ситуации на Амуре, благо языкового барьера не было – среди опытных казаков, ранее бывавших в Забайкалье на землях современной Бурятии, нашлись знатоки монгольского языка.

Выяснилось, что никаких месторождений серебра и меди на Амуре нет, все металлы и шелк местные жители выменивают на собольи меха у живущих гораздо южнее подданных «хана Барбоя». Барбоем, или Богдоем, обитатели Приамурья звали правителя Маньчжурии, лежавшей на северных границах средневекового Китая. Именно «из Китайского государства» на Амур попадали серебро и шелка, но о том, что это самая многолюдная на планете держава, русские первопроходцы еще не догадывались. Впрочем, до Китая было пока далеко: от зимовья Пояркова до Великой Китайской стены простиралось более тысячи верст. Правда, казаки узнали главное: лежащие к югу государства сильны в военном отношении, «а бой де огненной и пушек много».

Василий Поярков выяснил от «князца» Доптыула, что многие вожди Приамурья недовольны попытками маньчжурского хана обложить их данью. Первопроходец решил воспользоваться этим и предложил местным «князцам» военную помощь. Первые переговоры оказались успешными: некоторые вожди дауров и дючеров (предки нанайцев) приняли предложение Пояркова.

Между тем зима становилась все более морозной, казакам было сложно самим прокормиться в заснеженной тайге, и Поярков направил несколько десятков человек во главе с «пятидесятником» Юрием Петровым к соседним поселениям для добычи «хлебных запасов». Аборигены согласились дать русским «40 кузовов круп овсяных и десять скотин», но Петров, оказавшись вдали от Пояркова, как позже писалось в донесении казаков, «заупрямився» – то есть захотел большего.

Все же призрак несметных и скорых богатств слишком застил глаза многим первопроходцам. Люди Петрова попытались силой собрать меховую дань и в ответ были неожиданно атакованы. Незадачливый «пятидесятник» Петров, потеряв 11 человек, две недели с боем пробивался по заснеженной тайге к зимовью Пояркова. Следом за ними шли превосходящие силы разгневанных дауров. Благодаря южным маньчжурам, они уже знали «огненный бой», поэтому не впадали в панику от казачьих ружей.

Под руководством Пояркова казаки все же сумели отбить все атаки противника за наскоро построенными из бревен укреплениями. Так первые русские на берегах Зеи оказались в осаде, посреди зимы и без запасов еды.

«Всякого запасу меж собою разделили по тридцати гривенок на человека, и питалися всю зиму и весну сосною и кореньем…» – расскажут позже выжившие казаки. «Гривенка» – чуть более 200 г, то есть около 6 кг пищи на каждого как минимум на четыре месяца. 50 г в сутки.

Казаки были боеспособнее и лучше вооружены, чем их многочисленный противник. Но голод сильнее любого оружия. Когда начались смерти от истощения, Поярков посреди зимы и осады принял решение, потрясшее и осаждавших, и осажденных. Скупые строки казачьих «мемуаров», записанные позже в Якутском остроге, рассказывают так: «Василей Поярков учал им служилым людем говорить, кому де не охота в острожке с голоду помереть, шли б де на луг к убитым иноземцам и кормились, как хотят…».

Вокруг казачьего укрепления «на лугу» лежали в снегу десятки трупов осаждавших, погибших во время попыток штурма. Мороз и снег хранили их от тления. И вот первый из казаков (история сохранила его имя – Кручинка Родионов) взялся за первый труп, чтобы первым попробовать его в качестве пищи, мяса…

Уже в XX веке история Дальнего Востока знает факты использования во время военного ожесточения и посреди страшной зимы заледенелых трупов для строительства укреплений. Но у Пояркова не строили, а ели. Такое целенаправленное и долгое поедание человеческого мяса – событие уникальное. Хотя бы потому, что оно тщательно зафиксировано русскими документами того времени: потрясенные воеводы Якутского острога позже проведут тщательное расследование этого события. «Приели человек с пятдесят…» – зафиксируют писцы три с половиной века назад, и эти бесстрастные строки пугают даже сегодня.

Задубевшие от мороза трупы невозможно съесть просто так. Значит, человеческое мясо и кости варили в котлах, подобно свинине или говядине. И так изо дня в день, многие недели и даже месяцы… Первопроходцы не были гуманистами и без колебаний убивали врагов и непокорных. Но при этом они, как люди той эпохи, были глубоко религиозны, поедание человеческого мяса являлось для них страшным грехом, осквернением христианской души.

«И в осаде сидел тридцать недель, и питалися сосною, и травою, и кореньем, и душу свою сквернил и трижды ранен…» – позже напишет в челобитной на имя царя сам В. Поярков. «И душу свою сквернил» – исполненные горечи и мрачного достоинства слова. Значит, сам ел и другим приказывал, ради выживания и победы.

«И те служилые люди, не хотя напрасною смертию помереть, съели многих мертвых иноземцов и служилых людей, которые с голоду примерли… Которые мертвых ели, иные ожили, а иные померли», – запишут позже в Якутском остроге. Всего за время осады, до конца весны 1644 года, погибла половина бывших с Поярковым людей. Выжившие на человеческом мясе оказались готовы к продолжению похода, ибо ничего на свете уже не боялись.

Засада на Амуре

Похоже, что осаждавшие были потрясены этим упорным поеданием человечины не меньше самих осажденных. Уже к весне бойцы дауров, отчаявшись сломить сопротивление горстки русских, стали расходиться по своим таежным селениям. С ними по всему Приамурью расходились и слухи о страшных и бесстрашных людях, пришедших с севера. Позже соратники Пояркова будут вспоминать, что во время дальнейшего похода аборигены в ужасе разбегались от них, как от «поганых людоедов».

Выдержав жуткую осаду, Василий Поярков дождался по весне прихода тех сорока человек, что оставались по ту сторону Станового хребта, с лодками и припасами. С ними он двинулся вниз по Зее и к июню 1644 года первые русские вышли в район современного Благовещенска. После страшной зимы их поразило местное изобилие. «Родится шесть хлебов, ячмень, овес, просо, греча, горох и конопель, да родится овощ, огурцы, мак, бобы, чеснок, яблоки, груши, орехи…» – в этом описании местности на слиянии Зеи и Амура даже спустя века сквозит восторг тех, кто совсем недавно пережил ужасный голод.

Намереваясь построить в устье Зеи острог, Поярков решил проверить, как далеко от этой местности до моря. Вниз по течению Амура он отправил отряд из 25 человек во главе с «казачьим десятником» Ильей Ермолиным. Трое суток разведчики плыли на восток, а великая река все не кончалась. Сообразив, что до моря слишком далеко, Ермолин повернул назад. Против течения лодки пришлось тянуть канатами, идя вдоль берега. Здесь-то уставших разведчиков и подстерегли дауры.

Засада оказалась успешной – почти все казаки вместе с Ермолиным погибли в бою. Итак, первое русское плавание по Амуру закончилось поражением. Спастись и вернуться к Пояркову удалось только двоим из отряда Ермолина. Гибель такого количества бойцов показала, что с оставшимися силами невозможно закрепиться на Амуре в устье Зеи. Но и возвращаться в Якутск прежним путем Василий Поярков уже не мог. Во-первых, путь против течения был чреват такими же гибельными засадами. Во-вторых, бесславное возвращение с потерей половины отряда и без добычи означало для Пояркова скорый суд, к тому же осложненный неизбежными разбирательствами по поводу людоедства.

И Поярков принял на первый взгляд безумное, но удачное решение: покинуть район озлобленных дауров и плыть вниз по Амуру до самого моря, а оттуда уже как-нибудь пробираться к Якутску путем, который прошел Иван Москвитин несколькими годами ранее. Что так получится крюк длиною около 5000 верст, Поярков вряд ли догадывался.

Продолжение следует