Оказывается, есть такой город на Вологодчине. А начиналась эта история так. Ко мне в кабинет заглянула женщина и, явно смущаясь, сказала: «Меня зовут Валентина, и я пришла вот по какому поводу…» Присаживаясь на стул, она протянула мне тоненькую брошюру и ученическую тетрадку в пластиковой обложке. Когда я её спросил, как её отчество и фамилия, она досадливо отмахнулась: «Да, Валентина я». И продолжала: «Я работала проводником на железной дороге, а когда ушла на пенсию, то стала ездить к себе на родину поездом; за проезд-то не надо платить. Может быть, Вам эти материалы пригодятся, – добавила она. – Слушаю все Ваши передачи по радио. В общем, спасибо», – заторопилась она к выходу из кабинета.
И вот при свете настольной лампы я просматриваю брошюру под названием «Такая неизвестная война, или маленькая повесть о китайском добровольце из Тотьмы». На обороте титула дарственная надпись:
«Эту скромную книгу, мной изданную, – повесть моего отца – Фомина Нестера Ильича, я посылаю в подарок моей доброй дальневосточной приятельнице Валентине. Наш папа воевал на 38-й параллели, служил, как считалось. А Владивосток, твой прекрасный город, Валя, находится на 43-й параллели. И ветер с Ляодунского полуострова тебе знаком.
Наш отец заслуживает издания его повести в лучшем исполнении, но у меня нет таких средств, к сожалению. И если я найду состоятельных людей, готовых помочь, то осуществится выпуск повести (чуть меньшим форматом страниц, но с большим количеством); в хорошей обложке, с чёткими фотоснимками и с дополнениями ещё некоторых воспоминаний.»
Фомина Светлана Нестеровна
В самой книге рассказывается о судьбе участника малоизвестной войны в Корее, где служили в качестве китайских добровольцев воины Советской Армии. Даже в названии повести проглядывается горькая ирония: «… повесть о китайском добровольце из Тотьмы». Да и фотография, с которой смотрит славное славянское лицо молоденького старшего сержанта Нестера Фомина, отнюдь не подтверждает его китайского происхождения. Сержант Фомин служил начальником радиостанции и в Корее, и в Китае, был ранен, лечился в госпитале. Перед самой отправкой группе военнослужащих, в составе которой был и он, объявили сталинский приказ: «Живыми в плен не сдаваться. В случае сдачи в плен Советское правительство от Вас откажется, а семьи будут репрессированы».
В повести описываются фронтовые будни авиадивизии трижды Героя Советского Союза И. Кожедуба.
Мне запомнились два эпизода. В одном из них описывается, как Евгений Стельмах первым из Советских лётчиков сбил в воздушном бою сразу два американских бомбардировщика, которых ещё во время второй мировой войны окрестили «летающими крепостями» и считали неуязвимыми. Самолёт Е. Стельмаха был в этом бою подбит, он выбросился с парашютом, но приземлился на корейской территории, где действовали диверсанты. Не желая сдаваться врагу, Евгений Стельмах застрелился. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено посмертно.
А вот ещё один эпизод, который открывается словами: «К гибели и смерти привыкнуть невозможно никогда. На следующий день все, кто был свободен от службы, пошли на траурный митинг в клуб. Провожали в последний путь лётчика, Героя Советского Союза, майора Сорокина. В воздушном бою он был сбит и выбросился с парашютом. Своих рядом не оказалось, и американцы расстреляли из пулемётов спускающегося на парашюте лётчика. По международной конвенции это запрещено… Наши лётчики никогда не стреляли в американцев, хотя сбивали их много. По данным, что нам говорили на митингах и собраниях: дивизия Ивана Кожедуба за один год воздушных боёв сбила свыше 280 самолётов, потеряв 36 лётчиков. Дивизия Колесника за это же время сбила 320 самолётов, потеряв 18 лётчиков. Других данных я не знаю, да и знать мне было неоткуда…»
Я заглянул в словарь «Герои Советского Союза», выпущенный в 1998 году и, отыскав фамилию Стельмах Евгений, прочитал: «…старшему лейтенанту Стельмаху Е.М. за успешное выполнение заданий командования и проявленные при этом мужество и отвагу, 10.10.1051 года присвоено звание Героя Советского Союза посмертно». К сожалению, сведения о Герое Советского Союза майоре Сорокине мне разыскать не удалось.
Прочитав страницы повести Н. Фомина о воздушных боях в Корее в 1952-1953 гг., я вспомнил о Жариковском сквере во Владивостоке и памятнике членам экипажа и пассажирам самолёта, сбитого американцами в 1953 году, я ещё раз наведался в Жариковский сквер и с грустью прочитал надпись: «Здесь погребены жертвы разбойничьего нападения американских воздушных пиратов на Советский пассажирский самолёт ИЛ-12 27 июля 1953 г.»
На стелле выбиты фамилии 20 человек, самый молодой – 1910 г. р., самый старший – 1930 г., значит, им было, соответственно, 23 и 43 года.
Самое время жить!
В школьной тетради, переданной мне, оказались переписанные чётким каллиграфическим почерком стихи жены Нестера Фомина – Валентины, сельской учительницы, более сорока лет отдавшей преподавательской и педагогической работе. Стихи незамысловатые, но от души.
Вот одно из них:
А я четыре длинных года
Родного, милого ждала,
Когда на службу проводила
И клятву верности дала.
Вернулся он, мой сокол ясный, –
Пришла счастливая пора!
И на весёлой свадьбе нашей
Гуляли гости до утра.
И были праздники и будни
Среди родных, среди друзей.
Так много лёгких дней и трудных
Осталось в памяти моей…
Работа, дом, хозяйство, дети –
И до утра не гаснет свет.
Как быстро пролетели эти
Все сорок семь счастливых лет!
Нестер Ильич Фомин ушёл из жизни в 1998 году, а через несколько лет не стало и Валентины.
Послесловие к повести от детей подписали Светлана, Николай, Елена, Татьяна, которые бережно хранят китайскую медаль «За отражение американской агрессии», удостоверение «Участника войны», выданное аж в 1982 году, и медаль «Воину-интернационалисту» с грамотой Президиума Верховного Совета СССР, подписанной Горбачёвым уже в 1988 г.