История харбинской Золушки

Ее история в чем-то похожа на сказку. Подобно бедной Золушке, испытавшей тяжкие удары судьбы и ставшей прекрасной принцессой, обычная девочка-подросток, преодолела жизненные невзгоды, добилась выполнения своей мечты, став красавицей-танцовщицей. В 1920 году, в возрасте шести лет, вместе со старшей сестрой и матерью она оставила Россию. С начала 30-х годов, повзрослев, Нина на протяжении нескольких десятков лет вела личный дневник. Воспоминания детства и дневниковые записи легли в основу ее книги.

Трехтомник воспоминаний Н. Мокринской нынешним летом был прислан из Сан-Франциско Юлией Николаевной (Джулией) Фредерик в Артем. Родители Джулии были знакомы с семьей Нины в годы харбинской эмиграции.

Среди литературных произведений русских харбинцев, опубликованных в постсоветское время в России, воспоминания уроженки Приморья Нины Мокринской изданы не были. Выпущенная в свет небольшим тиражом на русском языке в Нью-Йорке в 1991 году под названием «Моя жизнь», книга имела большой успех среди эмигрантов старшего поколения, которым была дорога память о годах юности, прошедшей в Харбине.

Я родилась в бухте Тетюхе… С этих слов начинается первая страница книги «Моя жизнь». Отец Нины – дворянин Георгий Марчандзе – происходил из знатного грузинского княжеского рода, был сотником Терского казачьего императорского конвоя. Князь Марчандзе пользовался благосклонностью Государя, ведь Николай II стал крестным отцом Георгия, когда тот решил взять себе фамилию с русским звучанием. Его жена, Прасковья Сидоровна, родом из Саратова, была происхождения незнатного. До замужества работала сестрой милосердия. Обстоятельства их знакомства и женитьбы неизвестны, как неизвестна и причина, забросившая Мокринских на дальневосточную окраину, а потом на рудник Бриннеров в бухте Тетюхе. Впрочем, можно предположить, что, женившись на простолюдинке, отец Нины ушел в отставку и уехал на край земли, подальше от своей знатной кавказской родни, не принявшей  его выбор. Там, в Тетюхе, в 1914 году родилась у них вторая дочь – Нина. Первая, Тамара, была старше на два года.

С началом германской войны Георгия Мокринского мобилизовали в действующую армию. К жене и детям он больше не вернулся. В конце 1918 года в их дом постучался офицер, приехавший из Владивостока, и сообщил Прасковье Мокринской, что ее супруг был тяжело ранен и находится в госпитале под Иркутском. Собравшись в одночасье, взяв с собой самое необходимое, Прасковья с двумя дочерьми отправляется в дорогу.

Путь длиною в два года. Мать с детьми поездом приезжает в Хабаровск. Затем – состав, идущий в Забайкалье. Но среди голой, заснеженной степи их вагон остановился. Железная дорога из-за боев между отрядами красных и частями чехословаков оказалась прерванной. На санях, сопровождаемые воем голодных волков, мать с детьми продолжают свой путь. Они неделю за неделей перебирались от одной деревни до другой, пока окончательно не выбились из сил.

Прасковья решила остаться на зиму в каком-то забайкальском селении, с тем чтобы, набравшись сил, весной продолжить путь. Она оказалась единственной в округе, имевшей медицинские знания и навыки, которые получила еще будучи сестрой милосердия.

Деньги не имели никакой цены и плату за лечение «докторша» брала продуктами. Вокруг – разруха и безвластие. Села терроризируют шайки бандитов и дезертиров. В один из вечеров у избы, приютившей Мокринских, появились четверо. Не слезая с коня, кто-то из них выстрелил из винтовки прямо в дверь. Перепуганные дети забились в угол. «Так это ты жена белого офицера?»- один из пришельцев направил ствол нагана в лицо их матери. Тамара, сестра Нины, взяв со стола блюдечко с медом, со словами: «Дяденька, кушайте, только не убивайте маму!»- дрожащими ручонками протянула его человеку с наганом. Вооруженные люди, перевернув все вверх дном и забрав с собой все съестные припасы, ушли.

Летом 1920 года Прасковья Мокринская добралась  до Читы. Пыталась навести хоть какие-то справки о муже, но безрезультатно. Осенью женщина с детьми оказалась на станции Слюдянка. Затем – Иркутск. Наступала зима. Чтобы как-то выжить, мать устроилась работать на вокзальной водогрейке. Жила и спала бывшая «госпожа» Мокринская с детьми тут же, за огромной печью.

Власти не препятствовали выезду всех, кто желал покинуть пределы Советской России. В Иркутске был сформирован специальный состав. Среди пассажиров «телячьих вагонов», до отказа набитых людьми, была и шестилетняя Нина, ехавшая с матерью и сестрой в Маньчжурию. Через несколько суток пути, под усиленной охраной, состав пересек границу. Прощай, Россия…

«Привет эмигрантам, «свободный» Харбин!» Прасковья Мокринская с дочерьми приезжает в Харбин. Она оказались без средств к существованию и крыши над головой. Поселились в убогой комнатушке в китайском квартале. Единственное окошко их пристанища выходило на улицу «красных фонарей», по которой фланировали маньчжурские проститутки. Мать с утра уходила на поиски работы, а девочки возились на пустыре, копаясь в кучах выброшенного хлама. Оттуда они несли домой обломки деревянной мебели, которыми топили печь.

Незадолго до рождества у магазина Чурина Прасковья встретила свою знакомую, бывшую графиню, у которой она служила, будучи сестрой милосердия. Со слезами женщина поведала о своем бедственном положении, моля о помощи. Бывшая хозяйка обещала помочь. Через день в их дверь постучался посыльньй и передал детям подарки. Это был целый ворох пакетов, наполненных разнообразной снедью и сладостями. А через неделю мать была принята на работу сиделкой в больницу. К лету они переехали поближе к центру города на Модягоу, сняв комнату в доме, заселенном русскими эмигрантами.

Из воспоминаний Нины Мокринской: «Маньчжуры оказались гостеприимным и добрым народом. Немало жило здесь и советских. Они «числились на службе» и поэтому бедных среди них не было. «Красные» – советские и «белые» – эмигранты не могли ужиться вместе. Особенно ненависть друг к другу проявляласъ у молодых. Происходили кровавые побоища, которые порой заканчивались трагично. Ужасно обидно, что русские убивали своих же, а с китайцами жили дружно».

Жизнь взаймы. Зимним вечером 1921 года к матери подошел неизвестный, судя по выправке, – бывший офицер. Он сообщил ей, что полковник Мокринский умер в госпитале год назад, заразившись тифом. В конце 1922 года Прасковья Сидоровна вновь выходит замуж. Ее избранником стал Александр Яковлев, заведовавший метеостанцией. Отчим оказался достойным человеком, добрым и внимательным к своим приемным дочерям, которые с любовью называли его «дядей». Вскоре у Яковлевых родилась дочь Татьяна.

Но после рождения третьего ребенка с матерью стало твориться неладное. Налицо оказались серьезные признаки душевного расстройства. Вся тяжесть забот о воспитании дочерей легла на плечи главы семейства.

Шло время. Девочки пошли в школу. Сначала Тамара, затем Нина. Старшая сестра училась в частной платной, младшая – в советской, бесплатной.

В 1929 году КВЖД была передана под китайскую юрисдикцию. Передача ее сопровождалась массовым увольнением русских железнодорожных служащих. В их числе был и начальник метеостанции А. Яковлев. С того времени в его семье навсегда поселилась беспросветная нужда. Взрослые зарабатывали нa жизнь надомной работой, изготавливая самодельные абажуры для ламп и поделки-игрушки.

Конечно же, в жизни маленькой девочки Нины были и счастливые дни: не было ни одного детского утренника или школьного спектакля, на котором выступление юной танцовщицы Ниночки Мокринской не вызывало аплодисментов. Став постарше и освоив навыки шитья, она кроила и изготавливала себе костюмы для танцевальных номеров. И какое чувство восторга охватывало Нину, когда ее выступления на сцене сопровождались восхищенными аплодисментами!

Дети Чураевки. И еще об одном увлечении Нины Мокринской. В середине 30-х годов в Харбине существовал своеобразный литературный клуб. Oн объединял талантливых поэтов, писателей и музыкантов русской эмиграции и носил название «Чураевка».

Посещения этого литературного клуба станут для Нины Мокринской обязательными. Она с восхищением внимала стихам, которые декламировали Ачаир и Перелешин, Янковская и Андерсен. На красивую девушку  обратил внимание известный писатель Лев Гроссе, который посвятил ей стихи-признание. Перед чураевцами выступал со своими откровениями о таинственной «стране благоденствия Шамбале» Николай Рерих.

Гнет японского правления

Из дневника Нины Мокринской: Апрель 1932 г. «Над головой гудят японские самолеты. Видно, как по небу разлетается шрапнель. Китайские солдаты подкатывают пушки под подъезд нашего дома. Перестрелка длилась весь день и всю ночь. Утром все стихло. Осторожно выходим на проспект. На нем большая толпа, преимущественно русские.

Через некоторое время появились японцы. Их войска шли четким строем. Идущий впереди японец с гордостью покачивал огромным белым флагом с красным кругом посередине. Приблизившись, японская лавина разразилась громким гортанным ревом: «Банзай!» Публика им заулыбалась и зааплодировала. Что думали в этот момент русские, на что надеялись?»

В середине 1936 года Нина смогла устроиться на работу официанткой в буфете железнодорожного вокзала, а затем – в вагон-ресторан экспресса «Азия», курсировавшего по бывшей КВЖД. Она изучила японский язык и прошла проверку контрразведки, ведь «Азия» перевозила не только гражданских пассажиров.

Сентябрь 1939 года. «В Харбин с монгольского фронта доставлено тело русского генерала. Он воевал вместе с японцами, надеясь спасти Россию от большевиков. Было устроено отпевание в соборе. Жаль видеть таких настойчивых «русских патриотов». У самих сил мало, вот и присоединяются к японцам, которые «что-то обещают». Я уверена, что рано или поздно «красные» поймут свою ошибку и oпoмнятся: все идет волнами, сейчас  нахлынула «красная», потом накатит «белая».

И еще одна запись. «Станция Сахалян (по японски – Кокка). С деревьев опала осенняя листва. Через реку Амур я увидела русский город Благовещенск. Я увидела Россию – такую близкую и такую далекую». В перерыве между поездками Нина продолжает заниматься танцем в студии эстрадного театра «Модерн», делая несомненные успехи.

В середине 40-го года она покидает Харбин и уезжает в Шанхай. Там ей удается поступить в труппу известного шанхайского мюзик-холла под управлением В.Туренина. Вскоре мисс Мокринская станет ведущей танцовщицей ансамбля. Среди ee знакомых будет талантливый джазмен по имени Олег. Потом он уедет в Союз. С годами станет корифеем и руководителем известного советского джаз-оркестра. Его фамилия была Лундстрем.

Большая война застала Нину во время гастролей на Филиппинах. Труппа вернулась в Шанхай на американском транспорте. А вскоре город заняли японцы. В 1942 году в Шанхае свирепствовали тиф и холера…

Из дневника Н. Мокринской: январь 1943 г. «Работаю в «Балалайке», публики совсем мало. Здесь же поет Александр Вертинский, «русская звезда». Советские войска разбили немцев под Сталинградом. Ура!»

Вскоре, получив выгодное предложение, Нина уехала в Пекин.

Эпилог

Отъездом Нины Мокринской из Шанхая в Пекин заканчивается последний том ее воспоминаний. О дальнейшей судьбе Нины известно немного. По окончании войны она вышла замуж за французского летчика и уехала с ним вo Францию. Там бывшая харбинка живет и поныне. Ей 92 года. Большую часть своего времени мадам Мокринская проводит на кладбище у могил близких людей. Она одинока и практически лишена зрения. Все лучшее в жизни этой женщины теперь осталось в прошлом.

А с фотографий на страницах книги, написанной ею, улыбается ослепительная красавица. Для обычного читателя воспоминания Мокринской – это увлекательный женский роман. Для исследователя, изучающего жизнь «русской Атлантиды», – это богатейший информационный материал. Своеобразный женский взгляд на нашу историю «с другого берега». Не злопыхательский или ироничный, а сожалеющий и сочувствующий.