Павел Адрианович Сухатин (1902-1978) – поэт, литератор, историк, общественный деятель. Уроженец Севастополя, кадет Муравьева-Амурского кадетского корпуса. После гражданской войны жил в Шанхае. В 1949 г. перебрался вместе с женой в Австралию. Печатался во многих зарубежных изданиях. В 1952 году вместе с М. Волиным участвовал в создании сиднейского клуба русских поэтов «На пятом материке», просуществовавшего под их руководством семнадцать лет. В 1964 году издавал литературно-художественный журнал «Крылья». Автор трёх сборников стихов, лауреат 1-го фестиваля русских поэтов в Австралии. Умер в Сиднее в 1978 году. (“Единение” от 11 декабря 2014 г.)
Книга, предоставленная Библиотекой Русского клуба в Стратфилде (Сидней), содержит сразу 3 сборника стихов Павла Сухотина:
- Контрасты: Стихи / Павел Сухатин. Издательство «Спан», 1964. – 78 с.; тираж: 300 экз. 19,5 х 15 см.
- Замкнутый круг. Стихи / Павел Сухатин. Издательство «Спан», 1965. – 58 с.; тираж: 300 экз. 19,5 х 15 см.
- Даешь свободу! Поэма-сатира “трех эпох” / Павел Сухатин. – Сидней: Издательство «Спан», 1966. – 91 с.; тираж: 1200 экз. 19,5 х 15 см.
Вот что пишет Павел Сухотин в предисловии сборнику “Даешь свободу!”:
Если сарказм и злое дело и если это большой минус, то не исправит ли этот минус на плюс мысль, что разве можно писать обо всех этих событиях, проливая только слёзы? Полотно облитое слезами скоро размокнет, соль выест краски и останется бледная картина, имя которой – еще одно истерическое воспоминание о чудовищной катастрофе!.. Ирония же и сарказм могут сыграть роль необходимого закрепителя для снятых с натуры фотографий… Когда я думаю об участи лучших русских поэтов, погибших во имя «новой народной правды» – Гумилева, Волошина, Есенина, Клюева, Цветаевой и др. – в час их гибели я вижу нечеловеческие гримасы кривляющихся в пляске св. Витта фурий… Наш «семнадцатый год» – это начало такой пляски, пляски св. Витта, поэтому-то и звучит мне плясовой мотив наиболее правдивой мелодией для моей поэмы «Даешь свободу!»
Книга первая
КОНТРАСТЫ
Сидней 1964
ОГЛАВЛЕНИЕ
Контрасты
Часть 1. ГДЕ-ЖЕ ВСЁ ЭТО
Где-же всё это
Морская сага
Будочник
Гранит
Следопыт
На шабаше
Грачи прилетели
У стойки
Лунная соната
Часть 2. ПОЭТЫ
Поэты
Без страха и упрека
“Хулиган”
Поэт
Поэтесса
У поэта
Весёлая коллега
Ландыш
Часть 3. НА ПЯТОМ МАТЕРИКЕ
В сиднейском заливе
Фары
Зарисовка на “Манли”
Под шум океана
К. Е. С.
Осень
Здесь и там
Часть 4. Тень желтого дракона
Бей Хай
Рикша
Шанхай (отрывок из поэмы)
Посвящаю свою первую книгу
К.Е. Сухатиной
Что ни ночь –
Длинней свиданья,
Тише разговор
И глядят воспоминанья
На меня в упор…
Д. Кленовский
КОНТРАСТЫ
Летучей мышью тень скользящая
Метнулась рыскать по углам,
И подозрительно-навязчиво
Распутывала нити драм,
Шуршала и копалась в памяти,
Стараясь щели отыскать
И, заблудившись в мутной замяти,
По стенам рыскала опять,
Будила образы уродливо,
Переплетая явь и сон,
Подсказывая так угодливо,
Неясным мыслям в унисон,
Сгущалась в давней, липкой плесени
И расплывалась в серый мрак,
А мысли ничего не весили
И не оформились никак!
Перед восходом лихорадочно
Искала темные углы,
И торопливо, и загадочно
Вязала сложные узлы…
От света бодрого, весёлого,
Когда он радостно вошел,
С гримасой существа бесполого
Тень безобразно вжалась в пол.
Потом расплылась окончательно,
Как будто не жила она.
И солнце вымело старательно
Остатки серенького сна.
А зайчики по стенам бегали
И не нашли там ни следа,
Чтоб разглядеть, какими бедами
Судьба отметила года.
1960
…Текли столетья,
Как песок сквозь пальцы,
Как сквозь ведро дырявое –
вода…
Дм. Кедрин
ГДЕ-ЖЕ ВСЕ ЭТО?
Пески безнадежной пустыни.
Строгость Синайской горы.
Скрижали, забытые ныне,.
Бесценные Божьи дары –
Разменная смертных монета!..
Где-же, да где-же всё это?
Свободные складки тоги –
Петроний… Цезарь и Брут…
К Риму по пыльной дороге
Алариха готы идут –
Кровавое, страшное лето!..
Где-же, да где-же всё это?
Опущено грозно забрало,
Крестами расшиты плащи.
Вся Византия пылала –
Ворвались в пролом палачи!
Папские поиски света…
Где-же, да где-же всё это?
Баскаков скуластые лица,
Туфля и ханский ярлык.
В тереме душно. Не спится –
Плачет живой “ясык”.
Горе её без ответа…
Где-же, да где-же всё это?
Пышны на трибунах наряды.
Стражей незыблемый ряд.
Мрачно лицо Торквемады.
Костры зловеще горят
В каменном сердце аскета…
Где-же, да где-же всё это?
Жеманны на шляпах плюмажи.
Сверкают белки гайдука
На лике чернее сажи.
Узкая в перстнях рука.
Резная с гербами карета…
Где-же, да где-же всё это?
…Линия замкнута точно
Со всех четырех сторон.
Третья шеренга срочно
Надкусывает патрон –
Дымом каре одето…
Где-же, да где-же всё это?
Ночные страстные споры.
Софьи Перовской мечты.
Горящие, честные взоры.
Жертвам свободы цветы…
Петлею шея согрета!..
Где-же, да где-же всё это?
Последняя ночь Петрограда.
По Невскому грузовики
Карательного отряда –
Бушлаты, наганы, штыки:
Ворвалась свобода-комета!..
Где-же, да где-же всё это?
Жуткое время тиранов:
Безумный, чудовищный сказ
Надуманных двух “великанов”,
Проклятых всеми сейчас –
Как всё, и это пропето!..
Где-же, да где-же всё это?
1961
Двадцать дней, как плыли каравеллы,
Встречных волн проламывая грудь;
Двадцать дней, как компасные стрелы
Вместо карт указывали путь…
Н. Гумилев
В час полуночной нирваны,
В зыбких волнах океана,
В маяках далёких, жутких
Прочитай ты сердцем чутким
Моряка лихой удел.
Обречённость слыша в волнах,
Не расстраивайся, полно!
Ты не первый, не последний
Слышишь были, сказки, бредни
Всех давно прошедших дел!..
Канонады слышишь громы?
Посмотри на флаг знакомый,
Посмотри на броненосцы,
Крейсера и миноносцы,
На черты лица врага!
Одним – радости победы,
Другим – горестные беды,
Одним – слава, другим – горе…
Посмотри на пламя в море,
На Цусимы берега!..
Век за веком, дальше – глуше –
Бригантин, фрегатов души…
Всё похоже в этом мире –
Видишь,косу в Абукире,
Видишь флот идёт ко дну?
Волны жертвам счет теряют.
Ядра рвут борта, ломают.
Килем вверх!.. Зарылся носом!..
– Адмиралы и матросы,
Славьте славную войну!
А смотри на злой и смелый
Вид пиратской каравеллы,
На бугшприт с резьбою чудной –
На спардеке шумно, людно:
Вызов людям и судьбе!
Как пестро они одеты –
Кремневые пистолеты,
Позументы, ятаганы,
Глаз кривого капитана –
Приготовились к борьбе!
Пусть волна тебе расскажет
Про лихие абордажи,
Про набеги на Мадеру,
На Таити, и на Перу –
На любой конец земли…
А вон там плывут галеры.
Горизонт свинцово-серый.
– Вёсла чаще! – плети свищут.
Умер раб – акулам пища.
– Чаще вёсла шевели!
Разукрашен дек коврами.
Раб гремит, звенит цепями.
Наверху гуляет ветер,
А под палубою плети:
Рабье горе – не беда!..
По морям, по океанам,
По векам, по разным странам,
На галерах, на корветах
Песнь одна для всех пропета:
Небо, ветер и вода!
Над водою крики чаек –
Они жалобой встречают;
Их протяжным стонам внемля,
Помни сушу, помни землю –
Свой родной, далёкий кров…
Души, души в птичьем теле
За кормою полетели.
Ты прислушайся к стенаньям:
– До свиданья!.. До свиданья! –
Стонут души моряков.
1922 Владивосток
1962 Сидней
Паду-ли я стрелой пронзённый…
А. С. Пушкин
Небо закрыли тяжелые тучи.
Снежные хлопья. Сердитый мороз.
Пусто на улицах. Ветер колючий
Щиплет случайных прохожих за нос.
На петербургской окраине глухо –
Редкие домики и пустыри.
Брехот собачий. Метелица пухом
Землю устлала. Шлагбаум вдали.
Сани на Чёрную речку промчали,
Через минуту вторые во след –
Честь у шлагбаума стражи отдали
Блеску сверкнувших на них эполет.
Плачет метелица жалобно, жутко.
Подслеповато горят фонари.
У пустыря полосатая будка –
Прячется будочник сонный внутри.
Ветер то воет, то стонет, то плачет.
Бешено сани промчались назад.
– Важные баре в санях, не иначе! –
Топчется будочник в шубе до пят.
Тускло блестит алебарда тупая –
Будочник вылез из будки в сердцах:
Слушает брехот собачьего лая.
А за сугробами прячется страх…
– Что-же ты,будочник,выстрел ты слышал?
Кто-то там в чёрном лежит на снегу.
Поторопись! Он не умер – он дьппет,
Эй, вынимай свой свисток на бегу!
Эй, засвисти, закричи,что есть духу,
Чтобы салоны услышали, двор,
Чтобы и сплетня, седая старуха,
Ниц опустила пред смертию взор!
На Петропавловской пели куранты,
Звуки торжественно плыли в ночи…
– Ах, доложите скорей, адъютанты!
Плачь, город призраков, плачь и кричи!
Выла метелица горестно, жутко:
– Первый поэт нашей русской земли!
Будочник сонный маячит у будки
Где-то в туманной, столетней дали –
Тускло блестит алебарда тупая.
Снежные хлопья. Метелицы вой.
Чёрная речка от края до края
Застлана белой, сплошной пеленой…
Е.Л. Божко
Гранитом скована река,
И даже в злое наводненье
Гранита жёсткая рука –
Страж верный строгого плененья.
Ряд гордых призраков стоит –
Гранитных памятников века.
Холодный сон, брезгливый вид –
Бессмертна прихоть человека!
Гранит, чугун и кирпичи –
Скрывая вековые раны,
В белесой, призрачной ночи
На Невском стынут великаны.
А у “Взлетевшего Петра”
Видна Евгения фигура –
Совсем недавно, как вчера,
И смотрит также хмуро, хмуро,
Но больше не грозит перстом,
Как будто он с Петром сроднился!
По невским волнам старый дом
Туманным призраком носился…
В тумане отшумевших лет,
При свете призрачном, неверном,
Облокотясь на парапет,
Задумался о жизни Герман.
Пассаж под утро сыто спит –
Закрыты магазины, лавки.
Тень Лизы медленно скользит
У сонной, горестной Канавки…
Адмиралтейская игла
Пронзила Северное небо.
Ещё Милльонная светла,
Не ведая хвосты за хлебом…
На Поцелуевом мосту
Ещё верны свиданьям тени.
Кариатиды красоту
Ещё жилплощадь не заменит…
И у Казанских колоннад
Маячат ямщики лихие.
И Острова, и Летний сад
Не слышат грозные стихии,
Не слышат Выборгских гудков,
Не верят в силу баррикады,
И сталь холодную штыков
Приветствовать наивно рады…
Суровый, грозный, страшный час:
Под орудийный гром с Авроры
Слинял Растрелли, как-то враз,
И сникли Эрмитажа взоры.
Уродливы и глубоки
Окон таинственных провалы,
Туманом стелет от реки
В огромные, пустые залы.
Всё погружая в вечный сон,
Смыкают ржавые ворота
Замки архивные времён,
И вылиняла позолота…
Молчат, дыханье затая,
На Петропавловской куранты.
Шинели, кепки, якоря
Пришли на смену аксельбантам.
Всю ночь толпа шумит, бурлит –
Пьяна восторгом кумачёвым.
То здесь, то там костёр горит
На Невском, непривычно новом…
И над Невою вновь пальба,
И реет море красных флагов,
И в Эрмитаже голытьба
Гуляет с дерзкою отвагой…
В раздумьи тягостном застыл
Гранит, встречая новый праздник –
Над городом незримо плыл
Огромный, грозный Медный Всадник.
1962
Памяти К. Фаворова
В шалаше из веток клёна
Пахнет скошенной травой.
На ковре лежит зелёном
Воин с белой головой.
В голубых глазах решимость,
Пухлый рот полуоткрыт –
За картиною картина
Перед воином бежит…
Сад глухой – вдали от скуки:
От уроков, будних дней.
Томагавк сжимают руки.
Сердце бьётся всё сильней –
Он сегодня краснокожий,
Вождь апачи!.. Или, нет –
Следопыт он! Для него-же
Так знаком здесь каждый след!
За холмами струйки дыма:
Там вигвамы команчей.
Он следит неутомимо
За врагами пять ночей…
В рыжих, мягких мокассинах
Шаг неслышен. А ружье –
Ствол полуторааршинный –
Оно промах не даёт!
Позабыт обед со сладким –
В потаённом уголке
В штат Вирджиния, украдкой,
Он собрался налегке…
Оторваться разве можно
От страниц, где, что ни шаг,
Ставка – скальп! Неосторожность –
Поселенца главный враг!..
Сухари, два прочных лассо,
Монтекристо, финский нож –
И кадет второго класса
На охотника похож.
Шесть рублей, и без вопроса
Хватит – целый капитал!
Ну… а там возьмут матросом –
Не беда, что ростом мал:
Он узлы вязать умеет,
Знает компас ( так, слегка… )
Кто сказать ему посмеет,
Что он мал ещё пока!..
Лишь до Мексики добраться,
Остальное пустяки!
Или, лучше, постараться
До Миссури, до реки…
Там знакомы все тропинки,
Лес знаком, как этот сад…
“Глаз Орлиный” на картинке:
– “Хау, бледнолицый брат!”
Плывут прерии, пампасы,
И бизонов табуны,
Кордильеры, гвальдарьяссы
Полусказочной страны…
—-
Я смотрю на “Следопыта” –
Прошло сорок с гаком лет;
Всё давным-давно забыто:
Приключенья и кадет,
Скальпы, лассо и пампасы,
И “Последний могикан”…
Да, “кадет второго класса”
Увидал не мало стран –
Жизней на пять впечатлений!
Всё б вернул судьбе назад
За одно… Я с наслажденьем
На шалаш бы бросил взгляд –
В шалаше (из веток клёна )
Пахло скошенной травой…
Увидать бы вновь зелёный
Уголок уютный мой…
1957
О.В. Софоновой
Над поляной тает хмарь
В тёмном поднебесьи.
По ветру несётся гарь.
Остро пахнет плесень.
Раскивались сотни лап
Вековушек елей.
Растопырился, как краб,
Дуб в зелёной прели.
Расползлись в траве ужи.
Зло шипит гадюка.
Белка в ужасе дрожит
На сосне сторукой.
Стонут совы. Дятел бьёт
По дуплу дробово.
Ведьму замуж выдаёт
Сыч за водяного.
Самый старший, лысый бес
Управляет хором –
Будит сиплым рёвом лес,
Хрюкает, как боров.
Водяной армяк надел
Из болотной травки,
А в косматой бороде
Чёрные пиявки.
Ведьма крутит помелом
Со сноровкой бабьей.
Леший прыгает козлом,
Квакает по жабьи.
Пляшет, скачет хоровод
Нечисти лиловой,
Воет, рявкает и ржет,
И мычит коровой.
И в сопели, и в рожки
Бесенята дуют.
Великаны пауки
На ослах гарцуют.
Гость весёлый, домовой,
Из лесной сторожки
Рыжих крыс, прикрыв полой,
Притащил в лукошке.
Крысы мечутся, пищат.
Ведьмины подружки
С приговором варят яд
На сырой гнилушке.
В буреломе светлячки –
Плакальщицы-души.
И шишигины зрачки
Светят из гнилушек.
Возле омута завал,
Пень торчит пропрелый
Там бесёнок горевал
Со своей сопелой.
Неутешен бедный бес:
Он влюблен в русалку.
И глядит луна с небес –
Ей бесёнка жалко.
– Бес наивный, ей слеза
Омута дороже!
Посмотри, её глаза
Холодны до дрожи!..
Но бесёнку никакой
И совет не нужен,
И в сопелу он с тоской
Дует неуклюже…
Старый ворон, как шальной,
Каркает тревожно.
Ведьму тянет водяной
В омут осторожно.
Петушиный голос спел
Песню о рассвете.
Нечисть – кто куда успел –
Разбежались в нети…
Лишь бесёнок молодой
Леснику попался,
И лесник, бирюк седой,
С бесом рассчитался!
1960
К.П. Пестрово
Весной запахло. Воздух чист.
Трава пошла – хлопочет семя.
Срываю календарный лист,
Надуманное нами “время”…
И вижу нежную лазурь,
И вижу солнечные блики,
И вспоминаю грохот бурь,
И кукабар смешные крики,
И эвкалипта белизну,
И грозный рокот океана,
И я встречаю вновь весну,
Задумавшись о разных странах.
Судьбою считаны года,
В них всё и схоже, и несхоже, –
Скитанья, страны, города,
Всё разно и… одно и то-же!
Мелькают на моём пути
Драконы, джунгли, небоскребы –
А всё-же надобно итти,
Итти, итти вперед всё, чтобы
Не думать, что ведь это сны…
Проснусь, и голос у постели
Промолвит: – Дождался весны,
Смотри, грачи вон прилетели!
1964
1
Скучно тебе в этом мире
Мерить аршином года!..
Льётся у стойки в трактире
Огненно-злая вода.
Шум голосов безобразен.
Пьяные, мокрые рты.
Смотрит в упор пустоглазье –
В нём растворился и ты.
Час или два ты у стойки,
Может-быть, три – все равно!
Пиво, потом для прослойки,
Виски, коньяк и вино…
Ветром каким-то заносит
К стойке случайных, как ты…
На мокром пивном подносе
Кельнерша ставит цветы.
Роза стыдливо открыла
Палевый, нежный убор…
Пьяная, дерзкая сила,
Пьяный, пустой разговор.
Рюмка за рюмкой без счета –
Рыжий, нелепый мираж…
Руку даёт тебе кто-то –
Как-же попал ты на пляж?!..
2
Желтый песок. Котловина –
Скалы сжимают зализ.
Тянет непреодолимо
В эти объятия, вниз!
Сморщилась грудь океана.
Бьются о скалы валы.
Мысли сплетаются странно
В сложно-тугие узлы.
Плавает в сизом тумане
Даль золотых берегов,
Вся растворяясь в обмане
Чётко рифмованных слов –
Разве словами поможешь?
Музыкой время убьешь?!
Строчка за строчкою строже
Время острее чем нож,
Время острее стилета –
Как измельчило песок!
Многомилльонная спета
Волнами песня у ног…
Вслушайся, – ветра гуденье
Волны ритмично поют…
Дальнего мира горенье
Мыслям уснуть не дают –
Время – трагедия многих!
Лижут валы берега…
В каменном веке, двуногих
Мысль не рождала врага:
Знала лишения, горе,
Страх колдовского огня,
Но не витала у моря,
Слабость незнанья кляня;
Просто, законом животным
Приняла неба лазурь,
Ловкость кровавой охоты,
Ужас таинственных бурь,
Жажду любви, размноженье,
Солнца восход и заход;
Каждое словотворенье
Втиснулось лишь в обиход;
Не было думы пытливой…
Не было сладкой беды –
Стоек трактирных, крикливых,
Огненной, страшной воды!..
3
Крылья тебе за спиною
Были даны на заре –
Тень их теперь беспокоит
Даже в твоем алтаре,
Даже в молениях тайных,
Там, где святой огонёк,
Даже средь этих, случайных,
Пьяно разбросанных строк…
Слабого зренья провалы
И ограниченный слух –
В мире игрушечно-малом
Ночь замыкает твой круг.
Пьяные звёзды, и небо
Чёрной своей пустотой,
Где бы ты ни жил и ни был,
Давностью дразнят седой…
Дразнит таинственной сагой
Огненно-злая вода –
Пей это пойло с отвагой,
Чтоб опьянела беда!
Каждое слово у места –
Ритма волшебная вязь…
Пьяно над розой прелестной
Чья-то слеза пролилась…
Плачете, вы, да? Что с вами?
Это, должно быть, спьяна!
Разве поможешь слезами?
Верно!.. За “ВРЕМЯ”, до дна!
1959
Бледный лик серебристой луны –
Разве вы в него не влюблены!?
Вас соната научит молчать,
Слушать, думать и всё вспоминать!..
… В лунном свете спокойно-мертво.
Звук рояля – мираж, волшебство,
И соната страшна, что ни звук,
От касания легкого рук.
Это трудно и больно опять
И ушедшее вновь возвращать,
И пытливо смотреть в зеркала,
Где былое укутала мгла,
И глядеть сквозь очки, да в упор,
И с глазами вести разговор,
И ловить в них знакомый ответ,
Что во мгле затерялся и след…
Тон мелодии нежен и прост –
Это в прошлое узенький мост,
Он над пропастью чёрной повис –
С каждым звуком всё вниз, да всё вниз!..
Губ полоска плотна и бледна,
На висках и в усах седина,
Подбородок тяжелый, двойной…
А в гостиной за тонкой стеной
Лунный звук… лунный свет… лунный лик…
И какой чудодейственный миг –
Этот лунный мечтательный яд,
Эти руки, что так говорят!
Каждый звук так блистательно прост –
Это лунный таинственный мост,
По нему так чудесно пройти,
Удивляясь всему по пути…
Промелькнувший и канувший сон,
Этих звуков особенный тон,
Лунный свет и волшебный рояль –
Всё былое… А жаль, очень жаль!..
1963
Искусство – ноша на плечах,
Зато, как мы, поэты, ценим
Жизнь в мимолетных мелочах!
А. Блок
Г.С. Соболевой
Под зелёной лампой
Собирались люди –
Тут и молодые,
Тут и старики;
Что-то говорили
О любви, о чуде,
Яви ненасытной,
Жадной вопреки…
Женщины, мужчины,
Юноши смешные,
Девушки с глазами
Чистыми мечтой,
Создавали сказки,
И в миры иные
Шли, как пилигримы,
За святой водой.
Спорили о слове,
Музыке, созвучьях,
Спорили о форме,
О заданьи муз,
И всегда имели,
Так – на всякий случай,
Знаний отвлечённых
Непригодный груз…
Поздно расходились.
Шли ещё в тумане.
Разносили сказки
По своим углам.
Медяки считали
Медленно в кармане –
Много-ль у поэта
Их найдётся там!..
Но зато в кровати,
Трудно засыпая,
Раскрывали стены
Мыслями в упор…
…И перед глазами
Золотая стая,
А в ушах бессмертный
С Богом разговор –
Снежные покровы,
Горные вершины,
Реки, океаны,
Страны и миры –
И растут в сознаньи
Редкие картины,
Музы благосклонной
Щедрые дары.
1962
…Умру я не на постели
При нотариусе и враче…
Н. Гумилев
Конквистадором с детства раннего
Начав борьбу с самим собой,
Он знал свою судьбу заранее
И шел за страшною судьбой…
Она таких нарочно милует,
Дает им время всё пройти –
Не пыткой их и не могилою
Не испугать, не укротить!
Он брал тарантула мохнатого
И скорпиона на ладонь –
Шептала сумрачно Ахматова
Заклятье тёмное: – Не тронь!
Он шел походкою небрежною
На рык взволнованного льва…
С улыбкой, волею заснеженной,
Как из пращи, метал слова.
И под шрапнелью, пулеметами,
Не преклонял он головы –
Парил огромными высотами
В тумане сказочной молвы.
В года, на дикий бред похожие,
Братоубийственной войны
Он твердо верил в слово Божие,
В величие родной страны.
И в час предсказанный свершения
Ещё испытывал судьбу
И вел себя ещё надменнее,
Чуть выставив вперед губу, –
Зловещему в подвале ворону,
Пред палачем не тратя слов,
Отбросив папиросу в сторону,
Сказал спокойно: – Я готов…
Не врач, не близкий, не нотариус
Последний, горький принял вздох –
Душа надменная состарилась,
И ей простил надменность Бог.
Плюйся ветер охабками листьев –
Я такой-же как ты, хулиган!..
С. Есенин
Плюйся ветер поблекшими листьями
Над могилой, где спит “хулиган” –
Ты к виску его славы завистливо
Не приставишь холодный наган!
И в угрозе зарезать кого-нибудь,
Под любезный разбойникам свист,
Узнаёшь ты его, беспокойного,
Ты, отживший, желтеющий лист!?
Покружись, покрутись и разглядывай,
Пой осеннюю думку свою –
За все песни последней наградою
Получил от судьбы он петлю…
Нет, такие страдали – не резали!
Им и “сучья звучала тоска” –
В кабаках, под минуты нетрезвые,
Хулиганила только рука,
Только в рифмах, наотмашь разбросанных,
Он цедил: – Ничего, заживет!..
Сколько слёз откровенных, непрошенных,
Над стихами читатель прольёт!
Не пройдет, не умрет и не спрячется
Его славы певучий дурман, –
Он в стихах бесшабашно дурачился,
А душа умирала от ран…
Нет, недаром его, неуёмного,
Возлюбила родная страна –
Сколько прожито страшного, тёмного,
Сколько мути поднялось со дна,
Но у всех – не обиженных искрою –
У берез, и у тех что вдали,
Его песни надрывные искренно
Уголок в русском сердце нашли.
Плюйся-ж, ветер, опавшими листьями!
Не пристав ни к каким берегам,
Отходил все дороги неистовый,
Неуёмный, родной “хулиган”.
1953
…В белом венчике из роз
Впереди Иисус Христос!..
А. Блок
…Пылало сказочное здание.
Ощерился звериный лик.
Командовал всесильный штык
На бурных бредовых собраниях…
И зная, будет шаг державнее,
Стихиям всем наперекор,
Он умирал… А все неравные
О равенстве решали спор!
Он видел черное и белое,
Он слышал ветра жуткий вой,
И незнакомка, уже смелая,
Тряхнула дерзко головой,
И накипь страшно-откровенная
Страну всю мутью залила –
Шла вьюга необыкновенная,
В слезах, крови и муках шла!..
Пусть он убил мечту поэмою
Отобразившей этот бред,
Благословенный страшной темою –
Бессмертие тебе, поэт!
1953
…И вот одна осталась я
Считать пустые дни…
А. Ахматова
Колонны – люди. Танки грозные.
К луне взметают смельчаки.
Глаза настойчиво-серьёзные,
Со скрытой тяжестью тоски.
Плаката ширь аляповатая
О радостной судьбе поёт…
В опорках медленно идёт
Худая, смуглая Ахматова.
Копейку подала прохожая,
По бабьи жалостью взята:
На Матерь Божию похожая,
Прими, для Господа Христа!
И глубоко религиозная
Медяк вложила за киот…
За серым годом серый год –
Всё та-же бездорожь морозная…
Наедине с подушкой смятою,
Слезой надежду окропив,
Ночами молится Ахматова,
Молитву претворяя в стих.
1952
М. Н. Волину
Валунов угрюмая груда.
Серый камень в буйном цвету.
По обрывам зелёное чудо –
Память впитывает красоту.
Беспредельная сталь океана.
Пенных воинов шумная рать.
Звуки арфы, цимбал, барабана –
Как легко здесь о чем-то мечтать!
Белый дом под плоскою крышей,
Весь открытый грозным ветрам –
В нём зеркальные окна дышат
Росной влагою по утрам,
А огромное солнце с востока
Зажигает костры на стекле.
Дымный след: пароход одинокий
Чуть наметился в водной мгле.
Редкий парус. Жалобы чаек.
Берегов прихотливый изрез.
Сердце каждый штрих отмечает
И теплеет от этих чудес…
День прошел. Вот тенистое место!
На закат спал томительный жар.
На открытой веранде сиеста –
Золотится в бокалах нектар.
Как-то время летит слишком скоро,
И часы и минуты легки –
И хозяин с загадочным взором
Глуховато читает стихи.
Нарастают волшебные звуки –
Этой музыке чужд камертон,
И округлыми жестами руки
Дополняют особенный тон…
Я в уютном жилище поэта
Размечтался сейчас об одном:
– Время, стой! Задержи это лето
Незабвенным, белеющим сном!..
1955
Н. Грачевой
Мне ваша милая весна
Напомнила так много –
Идёт торжественно она
Весёлою дорогой.
Глаза смеются, в них огонь
И легкая насмешка
И вас, пожалуй, только тронь,
Ваш нрав не станет мешкать!
Ну что-же, надобно уметь
В бою давать отпоры,
Не то набросят люди сеть,
Или похитят воры…
Легко вы будете шутить,
Легко, наверно, плакать –
Ведь в этом мире жить, да быть
Приходится нам всяко!
Но молодость пройдёт грозу
Почти совсем сухая
И быстро высушит слезу,
Несчастья отметая.
Шагайте смело, в добрый час!
Вам счастье не изменит
И не обидят в жизни вас
Не рок, не фурий тени.
И смейтесь, коль смеётся вам –
Смех редкая награда,
С которой наш людской бедлам
Пройдёте так, как надо!
Бросайтесь смело в этот бой,
Не сдерживая бега –
Не обойдёт вас Бог судьбой,
Весёлая коллега!
1963
Варе К.
Помню, помню все штрихи!
Заросли в саду…
Помню детские стихи…
Лодку на пруду,
Старой лиственницы шум,
Галок и грачей…
И года, совсем без дум,
Без пустых ночей…
Вдоль аллеи тополя
И ведёт стрелой
Гравий – хрусткая земля –
В дом далёкий мой,
Прямо, прямо до крыльца…
На веранде – чай,
Самовары без конца –
Деревенский рай!
Лица близкие вокруг.
Самовар шипит.
Споры. Смех. И слышу вдруг:
– Утомился! Спит!
В полусне наверх, к себе –
Там с балкона свет,
Лунный свет… Теперь судьбе
Скажешь: – Это бред?
Нет, не бред!.. А сны земли –
И кивает мне
Детство, юность – издалй
Ласково, во сне…
Помню ландышей букет –
Нежный аромат…
Память на десятки лет
Бросила назад:
Там за садом, у холмов
Всё вокруг белд –
Море беленьких цветов!..
За холмом село.
Ребятишки по утрам
Стайкой – по-цветы
Из села… И с ними, там –
Это-же был ты!
Нежный ландыш нежно цвёл…
А теперь не та,
Меж равнин, и гор, и дол
Чья-то красота…
И на всём тяжелый след:
Холод и расчёт –
Год за годом тот-же бред!
Бред?.. Но только, вот:
Хорошо бы по-весне,
С вешнею водой,
Снова – ландыш на окне,
Беленький, простой!..
1962
Вокруг Сиднея
Море синеет,
Как заколдованный круг,
Как объятия рук,
Которых разжать не смеешь…
Н. Грачева
КОЗЕРОГ
Звук склянок дребезжащий.
Полуденная лень.
Всего на свете слаще
Спардековая тень!
Как широко смеётся
Огромный рыжий круг –
Кто поручней коснётся,
Накажет дерзость рук!
Две чайки неотступно
Маршрут наш стерегут.
Отряды рыбы крупной
Невдалеке плывут;
Качаются на зыби,
Играют на волне.
Природа странной рыбе
Потворствует вдвойне:
Она броском могучим
Взлетает над волной,
А нет у рыб летучих
И крыльев за спиной!
От сказочной картины
И глаз не оторвать.
Блестят на солнце спины –
Взлетели вон, опять!
Барашки в синем небе.
Зелёная вода.
На зыби пышный гребень –
Нептуна борода.
Мерещатся наяды,
Тритоны и коньки.
Упорным ищешь взглядом
Акульи плавники.
На горизонте слабый
Наметился дымок…
Вот так бы плыть всегда бы –
Вдали от всех тревог.
Волною мягко лижет
Высокие борта
И шаловливо брызжет
Солёная вода.
Во что-то хочешь верить,
Забыться от забот,
Часы и дни не мерить…
Вода и небосвод;
Пусть зыбь слегка качает,
Чуть дышит ветерок,
И ласково встречает
Весёлый Козерог.
1949
Тихий океан
Ослепительный глаз маяка
Темноту прорезает густую.
Раскачало катер слегка –
С океана “садэрли” дует.
Неприветлива черная гладь.
У бортов закипает пена.
И куда ни взгляни, видать –
Ночь черна, как черна измена!
А по бухтам, заливам, кругом,
Куда взгляд напряженный ни бросить,
Со мглою седым серебром
Туманная борется проседь.
Расстелился туман по воде,
Утонул в неприветливой глади.
Огоньки засветились везде –
По бортам, навстречу и сзади.
Гребни волн искрят за бортом.
В тёмной выси мерцают свечи.
Из за мыса надуманным сном
Выплывает город навстречу.
Нету счёта огням, огонькам!
Бледный месяц становится рыжим…
Подплываем, подходим к домам,
К огонькам разноцветным поближе.
Луна-Парк, освещенный как днем,
Зазывает весельем наивным –
Он сверкает, пылает огнем
Торжествующим, декоративным.
Расплясался по крышам неон –
Море глаз разноцветных мигает.
Колоссальный мост освещён.
Силуэты домов вырастают.
Рыжий месяц измучен в борьбе –
Он устал от неравного спора:
Равнодушный к его судьбе,
Неоном пульсирует город.
Мир огней, огоньков – не уснул:
Нас встречает толпою народа.
Катер кранцы о пристань боднул.
Винт запенил дремавшую воду.
Где-то в выси гудит самолёт.
По витринам цветные пожары.
Электричка под землю идёт.
Угрожают зловещие фары.
Рыжий месяц ныряет под мост –
Исчезает в чернеющей яме…
Небоскреб во весь сказочный рост
Часовым против пристани замер.
Жаль становится черную гладь –
В серебристом, ажурном, тумане
И рекламных огней не видать,
И неон не царит в океане…
1958
Нога на педали. Рука на руле.
Глаза свою долю читают во мгле:
Начертанный жребий в сиянии фар,
За ними провалы, в провалах кошмар…
Шуршит по асфальту резина колёс.
Изгибы дороги ведут под откос.
Направо обрыв, а налево скала,
А за поворотом грозящая мгла…
Навстречу бегут вереницей огни;
Зловеще сверкают, сияют они,
Ныряя в провал, исчезают опять,
Как будто пытаются смерть обогнать!
Секунда, мгновенье… неверность руки
И вот, осторожности всей вопреки…
Нет, лучше не надо, сомнения прочь!
Какая роскошная летняя ночь!
Как бурно и жадно вздымается грудь!
Ещё полчаса и окончится путь!..
И звёзды заблещут опять в небесах,
И взору откроются вновь чудеса,
И ухо уловит ворчливый прибой,
И кровь разогреет нектар золотой,
И в тихой беседе растает кошмар
Летящих навстречу сверкающих фар…
1956
К.Е. Сухатиной
Зимой
Серое небо, серое море,
С проседью волны, серая даль;
Серо-лиловые, мрачные скалы;
Пляжа пустынного хмарь…
Хмурые сосны, хмурые крыши,
Хмурые окна – весь день моросит!
Чайки унылые – души бездомные.
Серый и сумрачный вид…
Летом
Яркое солнце – яркие краски!
Голые спины. Пестреют зонты.
Шумные волны – весёлые брызги.
Зелень по скалам – кусты.
Сосны мохнатые. Крыши весёлые.
Окна раскрытые. Ласковый бриз.
Чайки над волнами носятся стайками.
Неба лазурного высь…
1961
Шумели деревья ветвями –
Им снятся забытые сны.
В какой фантастической, сказочной раме
Построились стройные пальмы рядами,
Как шапки у них зелены!
Шумели взволнованно волны.
Багровый закат догорал.
Мне нынче настойчивый ветер исполнил,
Такой откровенный и ужаса полный,
Старинный, суровый хорал.
Насупились серые скалы.
Сердился седой океан…
И лет-то, пожалуй, прошло очень мало,
С тех пор, когда сердце несчастных сжималось
Под старый глухой барабан…
Смеркалось. Таинственно тени
Шептались под рокот волны…
Вон, кто-то в расщелине пал на колени –
Здесь жутко до боли от всех впечатлений
Здесь душат кровавые сны!
В порывах сердитого ветра
Чуть слышно несётся мольба…
В мундирах и белых лосиновых гетрах
Солдаты шагают. С порывами ветра
Доносится гулко пальба.
Тревога! Бегут на сигналы –
В них ожил охотничий дух…
Двух беглых охрана на скалах поймала,
Их псиная свора к утесу прижала,
С рычанием сбившись вокруг.
Потухли глаза молодые.
Тяжелые цепи гремят.
Прикладами били охранники злые,
Впихнули потом в казематы сырые,
И ветры о них говорят:
– “А завтра петля их обнимет.
Закона бездушный пример –
Безжалостно будет поступленно с ними!”
И смыло волною начальника имя –
Какой-то суровейший сэр!..
Шумели взволнованно волны.
Багровый закат догорал.
Мне ветер сердитый сегодня исполнил,
Такой откровенный и ужаса полный,
Забытый, старинный хорал.
1952
О камни плещется вода.
О чём-то ветви шелестят.
Здесь про бессчетные года
И камни даже не молчат!
Тысячелетия в скале,
Десятки, сотни тысяч лет…
Ты прислонись ко мне, во мгле,
Не слушай этот давний бред.
Стемнело. Тянет от реки
Прохладой, сыростью речной.
Мы шепчем тихо пустяки,
Отягощённые весной.
Я чиркну спичку, посмотрю –
Увижу твой желанный лик.
Давай, мы встретим здесь зарю –
Ночь пролетит в единый миг…
Вся жизнь вот так-же пролетит,
И это тоже не беда!..
Смотри, как лысый эвкалипт
Ласкает тихая вода –
Она омыла серый ствол
И корни все до белезны…
Я понял, я давно нашел,
Зачем мне эти дни даны:
Пускай мы только муравьи,
Смотреть не буду далеко,
А посмотрю в глаза твои –
И станет на-сердце легко.
Налетели ветры,
Ветры ледяные.
Набежали тучи,
Тучи грозовые.
Разметало листья.
Оголило ветки.
И белье сорвало
У моей соседки.
Руки – по карманам,
Воротник – повыше.
Частым барабаном
Двинуло по крышам.
У прохожих лица
Сумрачней погоды.
В парке разворчались
Лысые уроды.
Все цветы примяли
Ручейки-дорожки.
Бешеным потоком
Залило окошки.
Ход автомобили
Сбавили потише.
Пёс бездомный жалко
Жмётся в узкой нише.
Бей, осенний дождик,
По Земле усталой –
Много слёз солёных,
Бедная, собрала!
Смой в канавы горе,
Беды и заботы,
Чтоб наполнить счастьем
Золотые соты!
Льют потоки с неба,
Ветер рвет подолы…
А на горизонте
Луч блеснул весёлый!
1961
Н. Аникину
Смеётся солнце. Томный зной.
Склон. Берега.
Дельфин игривый и смешной…
А там пурга.
Метель метёт. Трещит мороз.
Гудят ветра.
И воет волк, и вторит пёс…
А здесь гора
Покрыта красочной листвой.
Рябит вода.
И здесь не слышен жуткий вой,
О, никогда!
Моторок неуёмный бег.
И паруса.
Лениво смотрит человек
На чудеса;
Закинул удочку и ждёт.
Шумит листва…
А там буран и снег идёт
От Покрова;
И там семь месяцев в году
Зима царит.
Я вспоминаю, как в бреду,
Суровый вид…
Вдыхает грудь морскую соль –
Легко дышать.
Но… память, эта злая боль,
Опять, опять!..
1963
А теперь я ему говорю: – Куньлунь,
Для чего тебе так высоко стоять,
Для чего тебе столько снега беречь?
Как бы так упереться мне в небо спиной,
Чтоб мечом посильнее взмахнуть
И тебя на три части, Куньлунь, рассечь.
Я Европе одну подарю,
Пусть Америке будет вторая,
Третью часть я оставлю Китаю.
И тогда на земле воцарится покой, –
Всем достанутся поровну холод и зной.
Мао Цзе Дун
Тускнеет память о Китае –
Огромным призраком страна
Встаёт во сне, во сне-же тает…
И где-то, где-то в дебрях сна,
Картиной мирною Бей Хая
Кивает юность из окна.
Но окна памяти закрыты,
Как только наступает день…
А ночью снова сон забытый
Тревожит, и монаха тень
Бормочет странные молитвы –
Монах с фигурою Жень Шень;
В просторном жёлтом одеяньи
И с круглой бритой головой,
Глаза закрыты – он в нирване
Застыл, он – призрак неживой!
И между нами расстоянье
В его нирване вековой…
А вон и озеро Бей Хая
И лотос в сказочном цвету –
Везде, от краяи до края
Белеет!.. Только красоту
Веков таинственных Китая
Я слабо в памяти найду –
Вот так, отрывки сновидений…
А чаще призраком встаёт
Раскосый лик без выраженья,
Грязь, рикши, шум, народ, народ.
И фантастическим виденьем
Дракон разинул страшный рот.
1952
Полдень. Август. Солнце злится.
Воздух раскалён.
У прохожих жар на лицах.
Жар со всех сторон.
Пышат стены, пышет небо,
Пышет тротуар –
Жар такой давно уж не был,
И от почвы пар!
Размягчило мостовую,
Почернел асфальт…
Ну-ка, рикшу позову я –
Мне ботинки жаль:
Вар пристанет – отдирай-ка
Этакий нарост!
– Эй, коляску подавай-ка!
Мягкий шум колёс.
Щелки глаз. Повязка-шляпа.
Плоское лицо.
Чей-то муж и чей-то папа
Тощий “вампацо”.
Две оглобли-прямо в ноги.
Обтирает пот.
Он подвёз, должно быть, многих,
Только-что, вот-вот.
Ткнул в подушку на сиденьи
Грязною рукой.
Почесал живот, колени
Мой рысак лихой.
Взял карьером прямо с места –
И откуда прыть!
От жары асфальт – как тесто…
Видно, надо жить!
Сел удобно. Что рядиться!
Заплачу вдвойне:
Здесь скупиться не годится!
Говорю спине:
– Потихоньку. Жарко, братец,
Не беги, постой,
Брось напрасно силы тратить
По жаре такой!
По худой спине и шее
Пота ручейки.
А на икрах вены-змеи
Вздули бугорки.
Мягко шлёпаются пятки,
Давят след ногой.
На штанах одни заплатки
Одна на другой.
Да, нужда, наверно, злая
Сделала конём.
Как лопатки, выпирая,
Ходят ходуном!
Не могу смотреть… мне больно –
Как они худы!
Брось бежать! Мэй-мэй – довольно!
Не было б беды…
Как дыханье свистом рвётся
Из больной груди –
Рикша кровью захлебнется
Того и гляди.
Упадёт на мостовую,
Хлынет кровь сейчас…
Смерть жестокую такую
Видел как-то раз!..
Я пойду пешком… – Бедняга,
Будет, погоди!
Почему не вёз ты шагом?
Только не галди –
На, монету!.. Брось коляску,-
Ты совсем больной!
(Не хочу смотреть развязку…)
– Ты куда, брат? Стой!..
Но сверкают рикши пятки,
И другой седок,
Важный, розовый и гладкий
Ткнул возницу в бок:
– Чи! Ассо-о!* – и конь двуногий
Ринулся опять
По асфальтовой дороге
Смерть перегонять.
1947 – Шанхай
1952 – Сидней
*Чи! Ассо! – Езжай! Скорее (кит.)
…Город камня и зданий,
Стоцветной окраской
В беспокойном волненьи кипишь
Ни былины тебе не подходят,
Ни сказки,
Величавый Восточный Париж!..
Ольга Скопиченко
Я картину берегу
Не один уж год…
В воды мутные Вангпу
Входит пароход.
Чахлый ивняк. Скучный вид
Рисовых полей.
Солнце яростно палйт.
А вон там, левей,
Фанзы-мазанки видны…
Всех унылых сёл
Нищей, сказочной страны,
Сам Господь не счёл!
Глинобитная стена
С четырех сторон;
Крыша пагоды видна;
Слышен гонга звон.
В море рисовой травы
Шляпы там и тут –
Не увидишь головы.
Кропотливый труд!
В шляпах конусом “грибы”
Роются в земле…
Абрис заводской трубы
В мутно-серой мгле –
Чёрным клубом дым идёт…
Воздух недвижим.
Снова гриб!.. А вон! А вот!…
Снова трубы – дым!
Люди, люди, сколько их?
Всех их кормит рис!..
Душно, даже бриз затих.
Островочка мыс.
Пассажиры от жары
Разомлели все.
Мы убавили пары,
Подходя к косе:
Тут форватер обмелел.
У борта буксир.
Лоцман медно загорел;
Презирает мир,
Трубкой медленно пыхтит –
Взгляд бесцветных глаз
Говорит, что этот вид
Видел сотни раз.
Пароход замедлил ход;
Два густых гудка.
Ещё миля. Поворот,
И Вангпу-река
Вдвое шире!.. А вокруг
Колорит иной:
Шум, и рёв, и крик, и стук,
И сплошной стеной
Пароходы, корабли –
Флаги разных стран.
В дыме, копоти, пыли –
Город-великан!
От лебёдок и гудков
Звон стоит в ушах;
Не расслышишь сразу слов
Даже в двух шагах.
Опоясал берега
Каменный гигант, –
Величавая дуга,
Названная – Банд.
Мутно-жёлтая вода.
Мрамор и гранит.
Миллионная всегда
Здесь толпа шумит.
И куда ни бросишь взгляд,
Как дремучий лес
Мачты джонок, мачты в ряд,
Мачты до небес!..
—-
На носу больших шаланд
Грозные глаза –
Как исчерпанный талант
Тыщи лет назад:
Фантастический дракон.
Сколько тысяч лет
Оставляет людям он
Свой ужасный след!
Краски, тонкая резьба
И свирепый лик,
Но крестьянин и рыбак
К чудищу привык:
Потому дракон им мил,
Что рыбак вчера –
В злой ночи хунхузом был
И… купцом с утра!..
Пароход пришвартовал.
Скреплены концы.
Покатился на борт шквал, –
Кули и купцы,
Прямо в нос суют товар,
Тянут за пиджак…
Мух несметно. Странный жар –
Не вздохнешь никак,
Нет, не жар, а духота –
Сущий жёлтый ад!
Давка, спешка, суета,
Торгаши галдят.
Продираться сквозь толпу
Надобно уметь!..
На закат река Вангпу
Жёлтая, как медь.
Не то пенье, не то вой –
Боль глухих веков.
Беспросветною тоской
Звук плывет без слов –
Разгружают пароход;
С полуголых тел
Льётся серый, липкий пот…
Вечер догорел.
Стонут кули: – Ой-я-ха!
Ой-я, ой-я-хо!
И летит, летит тоска
В город далеко.
Как ритмичен кули стон –
Жалобой звенит,
И контрастом, словно сон,
С парохода вид:
Миллионами огней
Каменный гигант
Загорелся, и важней
Стал огромный Банд…
Рисует память вновь картины..
…Уходят в небо этажи.
В нарядно убранных витринах
По вечерам неон дрожит.
Солидная громада банка.
Львы сторожат парадный вход.
Как бы случайно, китаянка
О лапу льва ладошку трет,
И, с суеверным наслажденьем,
Мечтает жадно про «фа-цай»*…
На Банде каменном – ни тени.
Звенит, шумит, гремит трамвай
На главной улице бессчётна
Толпа. И белых много здесь
В костюмах модных и добротных
В глазах у некоторых – спесь:
Средь азиатов каждый белый
По меньшей мере – полубог!
И европейцу мало дела
До жёлтых сумрачных дорог –
Сидят в бесшумных лимузинах
Спокойно-важные дельцы.
Заманчиво горят витрины.
Стоят констебли-молодцы.
Индусов, сикхов бородатых,
Чалма – почтенный атрибут.
Идут английские солдаты.
И янки в шапочках идут –
Спешат счастливые матросы
Весёлой, шумною гурьбой,
Береговые их вопросы –
Кабак и флирт недорогой…
На зданиях пестреют флаги
Далёких европейских стран.
И спит дракон – чужие шпаги
Хоть причинили много ран,
Но сердце, сердце не пронзили!..
Вздымается дракона грудь –
Ещё пока бессильны крылья
Несущие народам жуть…
Конторы, консульства, отели.
Швейцаров неприступный вид…
А в переулках дыры, щели –
Жизнь муравьиная кипит:
Грязь, давка, уличные кухни,
Лотки, прилавки без конца,
В харчёвках запах кисло-тухлый,
Фигура жирного купца.
Открыты настежь магазины,
Лавчёнки. Всех пихая в бок,
Снуёт зевака, рот разинув.
Культяпки странных женских ног.
Стоят раскрашенные дети –
Дешевый девичий товар;
К полуночи подростки эти
Усеивают тротуар!
Всю ночь азарт в домах всесилен:
Маджан – отчётлив стук костей.
И в недрах опиокурилен
Ждут трубки сладкие гостей…
Зияют язвы страшных нищих.
Детей чумазых легион.
И вывески на полотнищах,
И шум, и гам, и крик, и звон!
И рикши, рикши вереницей –
У молодых и стариков
В глазах раскосых, жёлтых лицах –
Загадка будущих веков…
1932 – Китай
1952 – Австралия
*Фа-Цай – прибыль (кит.)
Книга вторая
ЗАМКНУТЫЙ КРУГ
Сидней 1965
ОГЛАВЛЕНИЕ
Сегодня странное смятенье
Оркестр умолк
И также маятник качался
Я прячу усталую голову
Среди камней
Призрак
Вавилон
Бабочка
А вы когда-нибудь видали
Стального моря шумные валы
Нет, всё не рассказать в стихах
Взять от жизни всё
В небе, медленно сгорев
Одинокое окно
Выйду темной ночью
Когда-нибудь будет такая минута
Не страшно-ль жить
Лунная дорога
Когда светит по утру
Прелестный профиль
Солнце утром улыбнулось
Почему поэт одиночество
Мы верим счастью
Без устали ночами пёс
В тумане
Пароход оттуда
Тройка
Мы
Раздается последний гудок
В полуночный час
Рифма – тысяча чудес
Это было в далекие, странные дни
Порывами ветра с “Гнилого угла”
По темному парку былое
Жалоба весны
В отпуску
Вызов
Пой, поэт
Солнце. Запах океана
Об ушедших
…Стою и шлю,
Закаменев от взлёту,
Сей громкий зов
В небесные пустоты…
Марина Цветаева
Сегодня странное смятенье –
И солнце светит как всегда,
И также Чьим-то повеленьем
Минут проходит череда,
И также ветерок играет
Слегка желтеющей листвой,
И облака на небе тают,
Бегут, скрываясь за чертой,
За уходящею границей
Где небо сходится с землей,
И тот-же сон земной мне снится
Такой привычный и родной,
И стайки голубей беспечны,
И суетятся воробьи,
И также мне идут навстречу
Мои неведомые дни…
Так почему-ж тогда смятенье?
И даже мой надежный щит –
Еще одно стихотворенье
Немного тоже объяснит…
Но прозвучавшая в нем нота
Тревоги и тоски людской
Подскажет, что Всесильный Кто-то
О чем-то говорит со мной…
–v–
Оркестр умолк и цирк застыл.
Скользит канатный акробат –
И номер очень трудный был,
И колыхался весь канат.
Казалось, что неверный шаг
И, вот!.. Под барабана трель
Он номер свой закончил так,
Что пронял всех восторга хмель.
Аплодисментов шумный плеск,
Все дружно выдавили: – Ах!
Бравурный марш. Костюма блеск.
И утонул в улыбках страх…
И ты ступил как акробат
На этот дерзновенный путь,
Но потруднее твой канат:
Скользнешь, сорвешься как-нибудь –
Внизу и сетки нет совсем,
И риск – страшней, чем головой…
Попробуй, объясни всем тем,
Кто посмеется над тобой,
Что труден, страшен твой удел, –
Неверный шаг, чуть соскользнешь
И… в пропасть, пропасть полетел,
Где дна и сетки не найдешь…
Оркестр умолк. Глаза следят,
Любых оттенков – море глаз!
И в воздухе зловещий яд:
– “Вот-вот сорвется он сейчас!” –
–v–
…И также маятник качался,
И муха билась о стекло,
И день привычно начинался
В смешной борьбе – “Добро и Зло”.
Цепочкой также шли машины,
Спешили люди как всегда,
И те-же самые картины:
Асфальт, витрины, города…
Но в воздухе плыла отрава,
Угрюмо ветер завывал:
“Ни храм… ни карма… ни забава”
Сквозь вой тоскливо он шептал,
– “В подлунном мире роль играют…
Незримая величина –
СЛУЧАЙНОСТЬ, глупая, слепая,
Здесь царствует одна, одна!
Зачеркивая все страницы
В единый час, в единый миг,
Она заставит покориться,
Как не был бы удел велик!..” –
Я слушал шепот, возмущался,
Не верил… Злые мысли – прочь!
И также маятник качался,
И также приближалась ночь,
И также что-то приближалось,
Неведомое никому,
И чувство страха нарастало,
И жутко было одному…
–v–
Я прячу усталую голову,
Как страус себе под крыло:
Не мне, ведь, ничтожному, голому,
Расценивать плотское зло;
Не мне, пустоту разглядевшему,
Стараться её заполнять –
Какому-то Миру нездешнему
О зле будет трудно сказать…
…Сокровищница проходящего,
Сияет дарами Земля –
Откроет-ли смысл настоящего
Безумная жадность твоя?
Красдты в веках неизменные –
Желанный восход и заход,
И мысли, что всё это тленное
Стремит в неизвестное лёт…
…Я чувствую поступь спокойную
Всемудрой во всём пустоты,
Нездешнею мерою стройную,
Слепящей глаза красоты.
И музыку сфер – удивительно –
Не слухом ловлю, а мечтой,
И всё мое “я” нерешительно
Уходит с трехмерной бедой…
–v–
Среди камней травой покрытых
Змеиное скользнуло тело –
В обломках, временем забытых,
Оно, живое, заблестело,
Спиралью выгнулось, метнулось,
Прошелестев, исчезло в щели –
Наверное змея проснулась
Для жизненной какой-то цели…
В колоннах, мраморных ступенях
Измятых бурей, непогодой –
Уснувшие навеки тени,
Ушедшие в Ничто народы.
И от обломков Колизея,
В полуразрушенных колоннах,
Неистребимой правдой веет
Неистребимого закона:
Не бунт, не тихое смиренье,
И не пытливой мысли взлёты
Владыки Мира, а забвенье
И муравьиные заботы…
…Но правды жизни только этой,
В которой – горе от предела.
О, участь грустная поэта
Петь о душе… в пределах тела!
–v–
Как бельма у слепого
Фонарики в ночи –
Туман ложится снова
На злые кирпичи.
Прикрыл туман громады,
Окутал тишиной…
Шагает кто-то рядом
Настойчиво со мной.
Идет, слегка хромая,
Под трости мерный стук
И лезет, догоняя,
За шиворот испуг.
Как бельма у слепого
Фонарики в ночи…
– Послушай-ка, здорово! –
А он в ответ молчит.
Шагает призрак мерно;
Наряд его – туман…
Да это-же, наверно,
Оптический обман!
Скорее в двери эти
Где музыка, вино,
Где скроется при свете
Все то, что суждено,
Где женская улыбка,
Посуды шум и звон,
Где плакать будет скрипка
И хохотать тромбон…
Как бельма у слепого
Фонарики в ночи…
Сказал бы хоть бы слово,
Нет, проклятый, молчит!
Но входит вслед эа мною
Бесшумно в шумный зал,
Маячит за спиною
Настойчивый нахал…
Садится молча рядом.
Поставил трость к стене.
Девица томным взглядом
Подмигивает мне…
Артист у пианино –
Как руки говорят!
Глядит девица мимо
На мой тяжелый взгляд.
Девица – что девица!
Где призрак потерять?!
Какие в зале лица –
Нет, вон, в туман опять!
…Как бельма у слепого
Фонарики кругом.
Мой призрак сзади снова
Скорей домой, бегом!
Стройны, строги и чинны
На полках книг ряды,
Уютно у камина –
Там жизни всей следы,
Портреты все знакомы
Родных и близких лиц,
Тумана нету дома
И ресторанных птиц…
…Поднявши ворот глухо,
Иду, не чуя ног.
– “Ну, здравствуй!” – призрак сухо,
Откашлявшись, изрёк.
– Отстань, не буду слушать!
Проваливай в туман! –
А призрак еще суше:
– “Нет, слушай!.. Всё обман!..
Из века в век так будет –
Пусты твои мечты…
И призраки все люди,
И призрак сам-же ты!
И музыка напрасно
Для смертного поет –
НИЧТО за всеми властно
За спинами идет!”… –
…И слушать не хочу я –
Я болен… или пьян?!
Шагаю, ног не чуя,
С тоской гляжу в туман…
Как бельма у слепого
Фонарики в ночи –
Туман ложится снова
На злые кирпичи.
1947 Китай
1957 Австралия
–v–
1
Скудная участь, сурово-жестокая,
Белкой крутясь в колесе,
Век проблуждать, да все рядом и около,
На обмелевшей косе.
Видеть зарницы чудесные, яркие,
Слышать порой голоса,
Верить в молитвы безумные, жаркие,
Верить и ждать чудеса.
Может быть призракам это понятнее?
Боже мой, призрак опять!
Мысли – змеиного тела отвратнее –
Главное в жизни не знать!..
Крохи какие-то, так, в подсознании,
Что-то тебе говорят…
Город огромный, гигантские здания –
Призраки века стоят.
Сколько в них гордого великолепия –
К небу стремят этажи!
На горизонте неясная сепия
Дымкою бледной дрожит.
Тени за ними не ветхозаветные,
А дорогого вчера…
…Век за веками мелькают кометами –
Быль эта очень стара:
Всмотришься пристально – башня чудесная
Ярусы к небу стремит,
И голоса – языки неизвестные
Чужды, как мертвый санскрит…
Ночи угрюмые, ночи печальные,
Думы – о чем?.. Не понять!..
Звезды чужие, немыслимо дальние
В Вечности будут сиять…
В вечном движении что-то изменится,
Новый появится свет –
Долго блуждать еще призрачной пленнице
Средь беспокойных комет…
2
Темнеет… В сумраке ночном
Тяжел и глух домов массив,
И свет таинствен за окном,
И город страшен и красив…
Над этажами – этажи!
Неона свет в ночи дрожит.
И оглушительно ревет
За тучей где-то самолет.
Спешит толпа. Шумит мотор.
Витрин зазывные огни –
Никто не знает до сих пор
Зачем даны нам эти дни?
Плывет в эфире звуков рой,
Сплетается в нестройный хор
И стоэтажный часовой
Подслушивает разговор…
Над этажами – этажи!
Страницы в памяти свежи –
И дерзкой башней Вавилон
Луне недавний дарит сон,
А бледно-мертвый лик луны,
С улыбкой вечно-роковой,
Среди небесной тишины
Над мертвой стынет головой…
Над этажами – этажи!..
Скажи-же, бледный лик, скажи:
– Какой по счету это раз
Ты будешь видеть страшный час?
3
Наказан так сурово Агасфер –
Но разве он единственный пример?!..
…А час этот когда-нибудь придет:
Торжественно заблещет небосвод
И новый дерзновеннейший Икар
Зажжет великолепнейший пожар
И вспыхнет ослепительным огнем
Зеленый удивительнейший дом –
Игрушечный, непрочный, заводной,
Но мой, такой привычный и родной!..
Бесчисленная огненная рать
Обрушится, заставит всё пылать,
Величественным чудом из чудес
Воздвигнется и башня до небес,
И в этом очистительном огне
Молю, чтоб место было бы и мне:
Мне легче будет с верою уйти
В особенную избранность пути,
Что кончился еще один этап
И с ним ушел последний в жизни раб…
А в Новом Воскресеньи будет свет,
Без считанных и выдуманных лет –
Быть может я хоть что-то заслужил:
И я при вавилонской башне жил!..
–v–
Влетела бабочка ночная
И мечется по потолку.
Пёс надрывается от лая
В саду. На дальнем берегу
Через залив огни неона –
В цветных пожарах город спит.
Луны кисейная корона
Туманным призраком дрожит.
На крыльях бабочки узоры
Нерукотворной красоты.
Безжалостно и слишком скоро
Завяли в вазе все цветы –
Всё проходящее завянет…
Но по весне придет опять,
И будет снова над цветами
Ночница в сумерках порхать,
И будет снова лай собачий,
Неона мертвые огни…
А бабочка и не заплачет –
Не вспомнит канувшие дни,
А, соблазненная огнями,
В мой опустелый кабинет
Стремиться будет вечерами,
Как путник на случайный свет…
–v–
…А вы когда-нибудь видали
Как пляшут в небе облака?
А вы когда-нибудь слыхали
Как по весне шумит река?
Вы наблюдали океана
Ритмично дышащую грудь?
Вам скал холодная нирвана
Рассказывала что-нибудь?
А вы когда-нибудь глядели
В лилово-голубую даль?
А вы когда-нибудь пропели,
Что вам луну смертельно жаль?
А вы судьбой своей играли –
Метали в кон с размаха нож?
А вы в глазах людских искали
Где правда, где привычна ложь?
А поняли вы смысл глубокий
В созвучьях каждодневных слов?
А вы, читая эти строки,
Не улыбнетесь мне светло?
Наверно нет! Всё так шаблонно
Лепечет рифмами поэт…
Вы предпочтете монотонно
Укутать в явь житейский бред.
Ну, что-же, кутайте спокойно –
Так будет проще и верней!
Смотрите, вон и пальме стройной
Дано, как всем, не много дней.
Живите-же, внимая бреду,
Не вслушиваясь в голоса
И празднуйте свою победу,
Вам данную на… пол часа.
–v–
…Стального моря шумные валы,
Утесы, скалы, камни и песок –
Вы давностью несчитанною злы
И зол ваш утомительнейший срок!
Не вяжется в сознаньи ваш удел,
В архивах человечьих не живет –
Мудрейший, даже он не разглядел
Какой-же вы отпразновали год?
И в давности холодной города
Моментом историческим горды –
От канувшего в лету навсегда
Стираются в неведеньи следы.
И странно! как безумная мечта
У новых всех, бесчиленных, живет
В сознании коротком – красота
Полета бесконечного вперед.
Летите, если Он благословил,
Живите, если радость вам дана,
Но только… не утрачивайте пыл,
Поняв весь ужас Вечности без дна!
Нет, всё не рассказать в стихах –
Словами передать не трудно
Людскую повесть о грехах,
Но это мало – это очень скудно!
Есть что-то важное, что нищенский язык
Не сможет изъяснить словами –
Как рассказать, что миг, совсем не миг,
Что всё наполненно бесценными дарами?!
Как их найти, какою мерой здесь
Нездешнее, неясное измерить?
Какую спеть божественную песнь?
Как “до конца” Неведомому верить?!
Молиться, но без слов – в мечтах,
Без формы, без земных стремлений,
И, поборов присущий жизни страх,
Склонить перед надеждою колени,
И, ей вручив беспомощное “я”,
Плыть по течению к желанной дали,
Дарованное Свыше не кляня,
Рифмуя радости, догадки и печали…
–v–
Взять от жизни всё
Почти разом,
Разглядеть её
Верным глазом,
Понять
И простить ошибки
И без улыбки
Сказать
Очень серьёзно,
Бесслёзно,
С ужасом липким,
Непреодолимым,
Сказать
В момент грозный:
– Понял! Всё мимо!
Знаю, вижу,
Но… поздно!
–v–
В небе, медленно сгорев,
Потемнели краски.
Звездный выехал посев
В бархатной коляске.
Серп прорезал ледяной
В облаках ныряя –
Он привычный, и родной,
И понятней “Рая”.
Миллионы лет назад
Также он маячил –
Чур нас, чур… нет, свят, свят, свят
Страшная задача!
Никогда мы не поймем
Вечное движенье,
Но шутить, играть с огнем –
Наше назначенье!..
От таинственности звезд
Гложет грусть немая.
Где-то слабо тявкнул пёс,
Но не поднял лая;
Может, он умнее нас,
Или что-то знает –
Почему-то он, подчас,
И на месяц лает?
Что, как видит он что нам
Не дано судьбою?
Может быть, и жутко там
До тоски, до воя?!..
–v–
Одинокое окно.
Огонек горит.
Как пустынно и темно –
Город мрачно спит.
Шаг, другой – в ночной тиши
Гулок каждый звук…
Нет, наверно, у души
Глаз, и ног, и рук,
Нет, наверно, у души
Мыслей о земном…
Шаг, другой – спеши, спеши
К свету за окном!
Шаг, другой – шаги замрут…
Зря и не гадай –
В темноте года ведут
В ад-ли, или в рай?..
Шаг, другой – шагай, шагай!
За твоей спиной
Может в ад, а может в рай
Топчется иной.
Кто он – новый и чужой?
В чем увидит соль,
И какой пройдет межой,
Чем утешит боль?..
Шаг, другой – летят года
В прах сливаясь, в пыль:
Эта поступь не беда,
А земная быль!
Хорошо б пересчитать
Всех их кряду, вспять,
И по жизни зашагать…
…В темноте опять!
Выйду темной ночью –
Звезд несчетный рой.
Дни теперь короче –
Век короче мой.
На одной из дальних
Нет-ли двойника?
Также, вот, гадали
О тебе в веках!..
Двойники и братья,
Вам привет земной!
И у вас Распятье,
Авраам и Ной?..
–v–
Выйду темной ночью –
Звезд несчетный рой.
Дни теперь короче –
Век короче мой.
На одной из дальних
Нет-ли двойника?
Также, вот, гадали
О тебе в веках!..
Двойники и братья,
Вам привет земной!
И у вас Распятье,
Авраам и Ной?..
–v–
О.С.
…Когда-нибудь будет такая минута –
Тот день будет серый и дождь будет скучный –
Я в даме какой-то, седой почему-то,
Немного расплывшейся, важной и тучной,
Увижу намёк на нее, на другую,
С походкой другой и другими глазами…
Я странно расстроюсь, и я затоскую,
Что пропасть глубоко легла между нами.
А дама устало и так равнодушно
Скользнет по лицу моему без участья,
Вглядится и вздрогнет и станет ей душно,
Как будто случилось большое несчастье…
На небе всё будет спокойно и просто –
Миры будут тем-же таинственным светом
Указывать путь нам – дорогу к погосту,
Нам, двум не понявшим друг друга поэтам…
–v–
Не страшно-ль жить, не страшно-ль вам,
Не страшно-ль всем нам в этой жизни?
Лампада мягко по ночам
Мигает в грустной укоризне.
Обрывками кошмара-сна
Встают видения ночные –
То даль какая-то видна,
То рожи страшные, овинные,
Плывут какие-то круги,
Танцуют в радужной окраске
И мысли – страшные враги –
Танцуют в дикой Витто-пляске…
А утром небо небоскреб
Скребет в игрушечном тщеславьи…
И опускают в землю гроб…
И толпы мечутся по рабьи,
Ревут моторы и спешат
С предельной скоростью Икары
И в муравьиный рай и ад
Спускаются в объятьях пары…
…И одинокий, жалкий крик –
То плачем новое созданье
Вещает людям в этот миг
Об обреченности заранее…
И наполняют все миры,
В потоке бесконечной смены,
Шаги таинственной игры,
Игры материи нетленной…
И надо-ль думать, надо-ль жить,
Стараясь Смысла хоть коснуться,
Иль по теченью просто плыть,
Тонуть… и так, и не проснуться?!..
–v–
Я говорю на странном языке –
Быть может, и поймете вы немного…
Смотрите, там, совсем невдалеке,
Бледнеет лунная прозрачная дорога –
По ней уходят души навсегда –
Им нет возврата в этот мир суетный.
Забудьте их! И, лучше, никогда
Не думайте о душах наших тщетно.
Ведь, если им когда-то суждено
Вернуться к нашей жизни хлопотливой,
Они всё прошлое забудут все равно,
Беря от бытия нетерпеливо –
У них сознание уступит бытию
И память лишь намёки им подскажет…
…Любите-ж долю краткую свою,
Любите эту жизненную пряжу!
Не забывайте, что времён река
Не в нашей слабой человечьей власти
Любите солнце, аромат цветка,
Любите жизнь, земные наши страсти,
Любите радости, что дарят вам глаза,
Что дарит слух, что дарит ваше тело,
А что от глаз скрывает бирюза,
Какое вам, нет, – плоти вашей, – дело!
Любите музыку родного языка,
Созвучья слов, любовные признанья
И наслаждайтесь жизнью пока
Не грянул час последнего прощанья.
Любите женщину, уют её, тепло,
Любите взгляд, так много говорящий
И помните, что ей всегда светло,
Ей, плоти, в жизни этой, проходящей,
А там её обнимет только мрак –
Дорога лунная не ей дана от века!
Всё потому, что наша плоть никак
Понять не может жребий человека…
Дорога лунная… совсем невдалеке –
Она с земной дорогой неразлучна…
Я говорю на странном языке –
Наверно вам и слушать меня скучно!
1952
–v–
Когда светит по-утру
Солнце ярким светом,
Когда небо улыбнется
Бирюзой поэту,
Когда сердце запоет
О каком-то чуде,
Вот, тогда и он живет,
Как живут все люди;
И тогда он верит вновь
В назначенье Свыше –
Разбегаются ночные
Серенькие мыши
И при свете они спят,
Дожидаясь ночи…
В тишине мышиный мир
Без конца хлопочет,
И скребется, и шуршит,
Скучно шепчет что-то –
Темной ночью,
Серой мышью,
Серая забота…
–v–
Прелестный профиль выплыл гордо –
Полёт волшебного резца…
Уже последние аккорды
Оформили черты лица –
Захлопнув крышку у рояля,
Артист спустился с облаков…
Одна царишь ты в этом зале
В сиянии любых веков,
Твое ласкающее имя –
Невоплощенная мечта!
Минуты могут быть святыми,
Когда приходит красота –
Минуты прочь! и разговоры
Кощунственно спугнули сны
И, став обыденными, взоры
Божественности лишены…
–v–
Солнце утром улыбнулось,
Разбудило птицу:
– Здравствуй, я уже проснулась!
Что-ж, листай страницу. –
И еще одна страница
На-яву нам снова снится,
Нам обоим – мне и птице…
…И еще немного света,
И еще страничка были,
Чтоб запомнить – как-то, где-то,
Мы когда-то жили-были.
Как щебечет птица страстно!
Разве это не прекрасно –
Песня птичьего привета?!
–v–
Почему поэт одиночество
Так настойчиво славит всегда?
Одиночество, Ваше Высочество,
Разве вы такая беда?
Разве вам в одиночестве скучно,
Дорогой и смешной поэт?
Вот, вы пишите благополучно
Вам число отведенное лет,
А потом?.. Все эти тетради –
Повезет вам – кто-то другой
Проглядит (может скуки ради),
Подсчитает размер ногой,
Изречет (теплее иль суше):
– Да, не плохо!.. Хотя, вот тут…-
И начнет терзать вашу душу
И вершить безразличный суд.
Утомительно это пророчество
Замыкает творческий круг…
Одиночество, Ваше Высочество,
Вы, подчас, самый близкий друг!
–v–
…Мы верим счастью до тех пор,
Пока не разглядим мы,
Что счастье самый хитрый вор,
Никем неуловимый –
Пройдет в игольное ушко
И в щель замочной скважины,
Так незаметно, так легко,
Усядится наряженно
И обласкает, а потом…
Зевнет благополучно
И молвит вялым шепотком:
– Мне скучно. –
–v–
…Без устали ночами пёс
Перекликается с волками.
Деревья зябко ждут мороз –
Пугают лысыми ветвями.
Уходит осень и поля
Печально с каждым днем линяют.
Утрами влажная земля
Росой брильянтовой сверкает.
Холодный ветер бьёт в окно,
Тоскливо плачет о минувшем,
Он знает – всё предрешено,
И всё понятно только душам;
Он шепчет, что зима придет,
Придет напомнить нам про Вечность
И как он горестно поет
Про мотыльковую беспечность!..
…Укроет саваном зима
Всё радостное и живое.
Двуногие в своих домах
Не слышат жалобного воя:
Плывет суровою зимой
Над белой пеленой без края
Настойчивый, протяжный вой,
На голод право утверждая…
…И волки смотрят на огни,
Завидуя теплу двуногих –
Наверно думают они:
– Как всемогущественны боги! –
Невыразимою тоской
Несется к небу песня волчья
И Кто-то, нужный всем такой,
Внимает этой песне молча…
–v–
Темно. Туман укутал сад,
Укутал фонари.
Кусты, цветы и птицы спят
До радостной зари.
Вдруг, выростает в двух шагах,
Ветвями мне грозит,
Мистический внушает страх
Огромный эвкалипт.
В сосну, знакомой пальмы ствол,
Привычную скамью,
Туман художественно вплёл
Таинственность свою:
Там, он в густых ветвях прикрыл
Какой-то силуэт,
Здесь, за скамьей стоит, застыл,
Колдун-анахорет –
Он серым мохом весь порос,
И в серой бороде,
Безглазый, ястребиный нос,
И в серое одет.
А по кустам, ну, что ни шаг,
Чудовищ легион –
Орангутангов и макак,
И волк-хамелеон
Виляет ласково хвостом
И лишь глаза горят.
Плывет в тумане легкий сомн
Русалок и наяд…
И только нету здесь людей –
Для них-ли волшебство!
О, не по прихоти моей
Я вижу здесь его –
Мне муза дарит этот сон,
Диктует: – Поспеши,
Пока не растворился он
На дне твоей души! –
Ни звука. В этой тишине
Шаги мои гулки.
Иду поспешно, как во сне,
Природе вопреки:
Природа спит, а человек,
Как парий, как изгой,
Вершит свой подневольный бег,
Настигнутый судьбой.
У выхода, мелькнув как бред,
Прорезали туман
Два острых глаза – яркий свет
Прогнал ночной обман.
Автобус шумно подкатил,
Ракрыл зевласто дверь
И деловито поглотил
Расплывчатую серь,
И вся таинственность ушла…
А сзади – старый сад,
Тумана сказочная мгла,
Зовут, зовут назад…
–v–
Я всмотрелся очень пристально –
За невидимой межой
Пароход стоит у пристани,
И родной мне, и чужой…
Видно чем-то нагружается –
Трюмы настежь – жизнь кипит:
Краны грузно опускаются,
Пар настойчиво шипит.
Слабый ветер неуверенно
Открывает красный флаг.
Тянут грузчики размеренно
Тюк за тюком, кое-как,
Шаг за шагом – не стараются…
А на деке волк морской
Не по здешнему ругается
За непрошенный “простой”.
Брань понятная, знакомая –
Мне не нужен перевод…
Словно весточкой из дома я
Принимаю пароход!
Золотятся буквы четкие
На родимом языке.
Шум лебёдок. В небе кроткие
Облака невдалеке
Низко, низко расплываются
И уходят мягко вдаль…
Пар шипеньем надрывается.
Что-то жаль мне и… не жаль!
И готов и пароходу я,
Иль хоть облачку сказать:
– Сорок два угрюмых года я
Так устал всё ждать и ждать! –
Ждать – какое слово точное,
Сколько яда в нем и зла –
Оно временем отточенно,
Как тончайшая игла!
1964
–v–
“Тройка мчится, тройка скачет”,
Колокольчик, как шальной,
То смеется, то заплачет
Издеваясь надо мной.
Кони скоком. Сани боком.
Непроглядна пелена.
На ухабах, ненароком,
Так и вывалит спьяна!
– Эй, ямщик, гляди-ка в оба!
Придержи коренника.
Под откосом сплошь сугробы:
Там убьешь, наверняка! –
Снег в лицо из под копыта.
– Грабят! Эээх! Не выдавай! –
Мягкой шубою укрытый
Бесконечный белый край.
Это было, нет?.. Не знаю,
Слабо помню, как во сне!..
И немыслимого края
И не надо больше мне,
Нет, не надо, не хочу я
Ворошить такие сны,
Поминать былое всуе
На потеху Сатаны!..
Колокольчик, тройка, сани,
Зимний полдень, синий снег,
Бой снежками, сказки няни –
Укатило всё навек,
Укатило, убежало,
Растворилось в мути злой –
Было что-то и… не стало,
Как подчищено метлой!
Словно сила колдовская
Усыпила всё… Одни
Рыщут, бродят волчьи стаи,
Смотрят жадно на огни.
Обглодали тройки кости
Волчьи стаи добела –
На погосте тени-гости
У заснувшего села.
Тихо, жутко в царстве белом…
…Ровно в полночь мертвецы
Подымаются несмело
Деды, внуки и отцы.
Шепот, вздохи, грустный ропот –
Хвост поджавши, волки – прочь!
До жилья несется топот,
Смех, и плачь, и шум всю ночь…
1957
–v–
1
Человек! – да, звучит это гордо,
Только думать об этом нельзя…
Утверждай безрассудно, но твердо,
До Голгофы, креста и гвоздя,
За мертвеющими устами
Отживающих стариков,
Повторяй, разукрасив цветами,
Ароматами прошлых веков,
До дешевых (на срок!) индульгенций,
Инквизиторов, всех палачей,
Исчезающих интеллигенций,
И до бомб, вместо стрел и мечей –
Человек, да звучит это гордо!
2
Стихи мои подчас мрачны,
И горькой правды в них не мало –
Мой век чудовищной войны,
Земля носить тебя устала!
В моих стихах звучит укор
Тревожной и суровой нотой:
В них орудийный разговор,
И смертоносные налёты,
Пустыни выжженных полей,
Развалины столиц старинных,
В них муки жен и матерей,
И плач и кровь детей невинных,
В них рабство, тупость палачей,
Голодных зависть, жадность сытых
В них ложь предательских очей,
Ложь обещаний и молитв.
Мой век, ты в поисках конца
Всему, что человек посеял,
Вручил судьбу свою купцам,
Тупым чиновным фарисеям;
Вручил начётчикам её,
Тиранам с тёмною душою.
Сосуд наполнен до краёв
Жестокосердою бедою.
Мой век, ты, обгоняя рок,
И гордо расщепляя атом,
Ступил на дерзостный порог
Убийцею, а не солдатом!
Мой век, открытия твои,
Все достижения и знанья,
Так жадно копят дикари,
Как будущее наказанье…
3
…И разве юношу иного
Осудишь за суровость слов:
– Здесь, на Земле, ничто не ново,
Нет ни друзей, нет ни врагов,
Есть только вековая пряжа
Холодных, дьявольских умов,
И ложь – черна, черна как сажа –
В нагроможденьи скрытых слов!
И я в возмездие не верю,
А верю только в ловкий ход!
Уподобляясь злому зверю,
Что хищно жертву стережет –
Не милосердие исчерпав –
В зверином мрачном тупике
Я, современник-страстотерпец
Лежу с гранатою в руке
И жду подобного!.. Не знаю –
Его черед-ли, мой черед?
Когда гранату я швыряю,
Я шахматный какой-то ход,
Я только пешка в этой бойне,
Я раб расчетливой игры!
И нету доли недостойней,
Чем холод каменной дыры,
В которой буду я расплющен
Тяжелым танком, как червяк,
Направленным умом ведущим,
С присвоенным названьем – враг!..
…Раздается последний гудок –
Пристань шумная тихо плывет
И прощальные машут платки,
Провожающих тонут слова…
Повелительный, резкий свисток –
Ужас смерти бросает вперед,
И сверкают стальные штыки,
И буреет земля и трава…
Закрывают устало глаза,
Чтобы их никогда не открыть –
Отошла, отшумела гроза,
Оборвалась последняя нить…
Это наша извечная быль,
Быль войны, быль разлуки людской..
Эти мысли, как мир наш стары,
В них усталости, мудрости яд –
Покрывает архивная пыль
Наш мирок, только нам дорогой…
Темной ночью другие миры
Так загадочно-гордо горят.
Пусть в бессчетных, далеких огнях
Нам неведом таинственный свет –
Бесконечность и жизненный страх
Ограниченных гибелью лет…
Пусть там, где-то, какой-то мирок
Он сложнее, иль проще чем наш,
Пусть они перешли за порог,
Воплотив невесомый мираж,
Пусть не сыщешь тоски там земной,
Пусть там путь, и мудрей, и длинней
Все равно! Мне наш мир дорогой
Лебединою песней милей!
–v–
В полуночный час,
В городе залитом светом,
Поэтом
Назову вас –
Человека со взлётом,
Размахом,
Полётом мысли!..
Темная высь-ли
Смотрит со страхом
На эти огни неона?!..
Смотрите,
Даже без стона
Падает в лету
Комета,
Летит, летит
И… падает куда-то
От света,
Которого даже нет,
Но есть этот проклятый бред
Материи…
–v–
Рифма – тысяча чудес,
Ассонанс – уловка…
Приоткрой слегка завес,
Хитрая плутовка,
Нежный лик свой покажи!
Смех за покрывалом
Колокольчиком дрожит,
“Вальсом после бала”.
Как волшебно под смычком
Наростают звуки –
Каждый звук знаком, знаком,
И знакомы руки!
Не танцуют, а скользят
По паркету ноги
И глаза горят, горят
В вихревой дороге…
…Промелькнула, как вчера,
Всё оттанцевала
Та веселая пора
Молодого бала!
Рифма – тысяча чудес –
Такты рассыпая,
В памяти дремучий лес –
Юность золотая.
Лишь в сознании живет
Музыка былого:
– Вальс – какой-же это год?
Ну-ка, вспомню снова!
И закружит, понесет
Хоть в стихотвореньи,
Рифма тот веселый год
Головокруженья…
–v–
Это было в далекие странные дни –
Туалеты, брильянты, и фраки, и шпоры,
Аксельбант, плац-парад, Острова, Доминик
И ливрейный лакей, и “козэ” разговоры,
И в гостиных, не высказав всё до конца,
Полу-тон, полу-речь и учтивые лица,
И намёки вокруг и двора, и… венца,
“Незнакомка” и “Чайка”- бескрылая птица –
Колоссальная сцена и бархат фойе,
Запах тонких духов и душистой гаванны…
Помяни, помяни!.. Егда в Царство Твое
Там, где Рим, Вавилон, где ушедшие страны!
Это было в далекие странные дни!..
А теперь – небоскребы, неон, самолёты,
Но на небе всё также маячат огни
И всё те-же с утра обступают заботы.
Чудных красок и блеска вокруг не ищи
В этих серых тонах, в этой скуке плебея –
Пускай память и мысли, твои палачи,
Отрекутся от прошлого и поскорее;
Пересыпь нафталином былые года
И в сундук,под замок, и сундук в кладовую,
И, забыв что ты видел, забыв навсегда,
Доиграй свою тусклую пьесу вторую!
Это было в далекие странные дни,
На планете какой-то… на нашей быть может –
Как во сне, утомительно, грустно они
Мне ночами настойчиво память тревожат!..
–v–
Порывами ветра с “Гнилого угла”
Мне весточку память сейчас принесла…
…Шуршание гравия тихих аллей,
Сплетаются аркой ряды тополей,
Желтея от старости, падает лист
И воздух в саду ароматен и чист.
Далекий, далекий приморский бульвар.
Далекая молодость. Призраки пар.
Улыбка на робких девичьих устах…
Чу, шопот и шорох какой-то в кустах!
А где-же скамейка? “Завойко”? Да, вот!
Знакомая пара к скамейке идет –
На нем бескозырка и клёш моряка,
У ней чуть дрожит от волненья рука –
Так искренен верности вечной обет,
И нет ни сомнений, ни горечи нет…
…А сзади скамейки бормочет листва:
– Как часто мы слышали эти слова!
Нельзя не поверить, но грустно потом.
Мы осенью песню иную поем:
Мы знаем, что время уносит мечты,
Мы знаем и тленность земной красоты,
Мы знаем, что смолоду кровь – не вода,
Но знаем и цену словам “навсегда”.
У вечности свой нерушимый закон –
Всё в жизни проходит, всё только лишь сон! –
…Мерещатся призраки жизней былых,
Так нежно влюбленных, таких молодых…
…И эта страничка ушла навсегда,
Всё кануло в лету, куда-то туда,
Где слабые тени, где только намёк
О чем-то неясном, отжившим свой срок…
Далекий, далекий приморский бульвар,
Далекая молодость… призраки пар…
Да где-ж та улыбка на робких устах,
Влюбленность и шорох в заросших кустах?!
1953
–v–
По темному парку былое
Скользит за чугунной оградой.
Качают дубы головою
И шепчут: – Не надо! Не надо!
Им вторят задумчиво ивы:
– Нет в жизни зловещее яда! –
Шальной ветерок торопливо
Простонет: – Не надо! Не надо!
Чуть слышно плывут с антресолей
Гавот… менуэт… серенада,
И звуки знакомы до боли,
И страшно: – Не надо! Не надо!
И гравий шуршит… И вздыхает
Бессчисленных предков плеяда,
Проходит и медленно тает,
Под шепот: – Не надо! Не надо!
И в лунном холодном сияньи
Беседок ажур… колоннада…
И тени спешат на свиданье
К беседке… Не надо! Не надо!
Мечта не разбудит былое
И время не знает пощады!
Лишь сердце ночами больное
Стучит нам: – Не надо! Не надо!
Не надо ночами томиться,
О канувшем думать не надо!
И всё-же ночами не спится
Под шепот чуть слышный из сада:
– Не надо! Не надо! Не надо!..
Играла майским вечером
На дудочке весна.
Как жаль, что я не вечная!
Расплакалась она.
– Обрадовала сёла я,
Большие города.
Какая я веселая,
Вот так бы навсегда!
На смену лето жаркое
Торжественно идет;
Обрадует подарками –
Всё ярко зацветет,
Но солнце утомительно
Всех будет донимать.
В жаре такой, решительно,
Не стану я играть!
За нею осень рыжая –
Плаксивые дожди
Таинственно бестыжие
Зашепчут: – “Подожди!” –
Что ждать? Потом холодная
И властная зима.
В снегу я непригодная,
Я ведаю сама:
Озябшими руками мне
И дудочку не взять,
На дудочке, на каменной,
Немыслимо играть!
Но исподволь, ласкаючись,
Снега я растоплю
И вновь на тропке заячьей
Я песню запою.
И буду майским вечером
На дудочке играть.
“Конечно я не вечная!” –
Заплачу я опять,
– “Ведь, это-же не я уже,
А доченька поет,
И сыграно на славу-же,
И радость свем дает,
И песенки такие-же,
И дудочка моя,
Но я сама в какие-же
Ушла теперь края?..
Тихо… Дрёма… В полусвете
Из углов выходят тени…
Еду в кресле, как в карете,
Я навстречу милой лени.
Мягко радио воркует
Что-то, кажется, Шопена;
Не скучаю, не тоскую
Просто я во власти плена:
Обволакивает тело
Кто-то властный, нужный кто-то.
И кому какое дело,
Что мне думать неохота!
Удивительно сплетаясь
В фантастических узорах,
Дымка бледно-голубая
Заблудилась в белых шторах –
Это дым от сигареты.
Не заснуть бы с ней случайно –
Как и следует поэту,
Я рассеян чрезвычайно…
Статуэтки, все портреты,
Ваза с пышными цветами
Исчезают в дымке где-то,
Убегают как-то сами;
Провалились в глубь немую
Стены, мебель и гардины…
Подсознательно рисую
Я какие-то картины.
Нет в картинах красок ярких,
Нет и образов реальных –
Надоедливых подарков
Каждодневных и банальных:
Всё в тонах таких пастельных,
Слабых, неопределенных.
Различаю еле-еле
Некий образ отвлечённый.
Он красив? Ну да, конечно,
Красотой неизъяснимой –
Это так надчеловечно,
Вряд-ли даже повторимо.
Мысль о чуде шевелится:
Мефистофель?.. Нет, не надо!
Он для лени не годится…
Уходи, исчадье ада!
Я не Фауст – не хочу я
Никакую Маргариту! –
Не помянут будь он всуе,
Где-ж рога и где копыта?
Нет, не он!.. И, впрочем, это
Очертанья не мужчины…
Странно! Кажется одета
Словно с греческой картины:
И прическа, и сандальи,
Складки легкого хитона,
Профиль, поза и так дале
Мне знакомы отдалённо…
Чей-же облик?.. Я не знаю,
Не хочу и думать даже!
Лень приятная такая
И намёком не подскажет…
Вот расплылся образ где-то,
Может быть, и в подсознаньи,
И в душе моей, поэта,
Мягко тает мирозданье…
До-свиданья!.. До-свиданья!..
Сплю.
–v–
Гигантским огненным штыком
Раскалывая мрачный свод,
Стихия бешеным рывком
Кусками небо рвет и мнет.
За каплей капля – капель хор
Низринулся, заголосил,
Под барабанный разговор
По крышам, стеклам, лил и бил.
И дирижер, лохматый гость,
Махая ветками дерев,
Срывал накопленную злость
На зелень – всходы и посев,
И мял траву, цветы, кусты,
Наотмашь листьями швырял
И в ореоле черноты
Частил серебряный оскал.
Фаготы, скрипки, контрабас…
…Шакалий вой, вороний грай –
Ревёт, гудит – смертельный час!
Земле перчатка: – Подбирай! –
На утро – солнечный восход.
Блестит умытая трава.
И птичьим голосом поёт
Земля: – Жива, жива! –
–v–
К. Пестрово
Пой, поэт, высок твой жребий,
Хоть стезя твоя трудна –
За тебя в Парнасском небе
Олимпийцы пьют до дна.
Голос твой, и глух, и труден –
Век за веком, день за днем
Ищут свет во мраке люди
Покоренные огнем.
Смертоносная зараза,
Радость, счастье, грусть, тоска,
Сглаз завистливого глаза,
Как цыганская рука,
Как гадание на гуще,
Волшебство и ворожба,
Как влекущий и зовущий
Господина, не раба,
Глас, которому те внемлят,
У кого душа ясна,
Проникающий сквозь землю,
Пробуждающий от сна…
В этом мире волей рока
Бросит в море-океан
Вал за валом и, до срока,
Сквозь загадочный туман
Будешь плыть… Предельны силы –
Час придет – черным-черно!
Бормотание Сибиллы
И опустишься на дно…
Пой-же, пой, высок твой жребий,
Хоть стезя твоя трудна –
За тебя Парнассцы в небе
Пенный кубок пьют до дна!
–v–
Солнце. Запах океана.
Чайки. Паруса.
Легок воздух, воздух пьяный –
Прямо чудеса!
Пляж заманчиво желтеет.
Небо и вода.
На простор, туда, скорее –
Возраст – не беда!
Будто сбросил четверть века
С плеч своих долой –
Эта молодости Мекка
Колет, как иглой!
Наростает шум прибоя.
Сколько здесь людей!
– Тело, разве нам с тобою
Здесь не веселей?
Посмотри, загар-проказник
Кожу снял со спин,
Но зато для тела праздник
С юна, да седин! –
Нету облачка на небе.
Раскален песок.
Предки думали о Фебе,
Что он светлый бог –
Бог-ли, или просто фетишь,
Сон-ли, краткий бред –
Солнце, греешь ты и светишь
Миллиарды лет
И теплом своим и светом
Щедро даришь ты
Вдохновение поэтам
Редкой красоты!..
1958
–v–
Памяти А.А. Пантелеева
К закату огненно-багровому,
С веранды глядя на залив,
Стояли мы… И он по новому
Стал разом очень молчалив –
О чем он думал?!.. Тени дальние –
Теснился смутный, тихий рой…
Под крики птиц ночных печальные
Мы наблюдали мир иной,
Природы мир неумирающий
И знающий один закон:
На смену жизни увядающей
Вступает новая на трон,
Царит свой срок без сожаления,
О всех ушедших не скорбя
И в этом царственном цветении
Приветствует сама себя…
Мы обменялись только взглядами –
Друг друга поняли без слов
И слушали как листья падали
И как их по ветру несло.
Простились. Дни пошли обычные –
Житейская сплеталась вязь:
Заботы, хлопоты привычные
И карусель опять неслась,
И дни, и ночи, так размеренно –
Упорно продолжался сон,
И связь была опять потерянна
И, вдруг, как выстрел – телефон!..
2
…Еще один!.. А мне мерещется:
Он с нами! Здесь он! Не ушел!..
О скалы также волны плещутся.
Привычны в кабинете вещи все,
И также я сажусь за стол,
Сажусь, рифмую мысли странные,
Ищу ответ в них на… ничто!..
Воспоминания туманные,
Надежды, чаянья обманные –
Пишу стихи, стихи о том,
Что скоро и ряды усталые
Сомкнуть не будет больше сил,
Что всех ушедших запоздалая
Догонит горсть, такая малая,
Ненужных никому могил…
В саду ракетами трескучими
Орава занялась ребят.
На горизонте небо тучами
Заволокло… И мысли мучали,
Что мертвые не говорят,
Не мыслят и не раздражаются
От шума резкого ракет,
Ни в чем уже не сомневаются
И это страшно называется:
Его на свете больше нет!..
Printed and published by the author Paul Soohatin of Seven Darvall street Balmain NSW.
Книга третья
ДАЕШЬ СВОБОДУ!
Поэма-сатира “трех эпох”
Сидней 1966
От автора
Если сарказм и злое дело и если это большой минус, то не исправит ли этот минус на плюс мысль, что разве можно писать обо всех этих событиях, проливая только слёзы? Полотно облитое слезами скоро размокнет, соль выест краски и останется бледная картина,имя которой – еще одно истерическое воспоминание о чудовищной катастрофе!.. Ирония же и сарказм могут сыграть роль необходимого закрепителя для снятых с натуры фотографий…
В разгар кровавого террора, подаренного Франции фанатиком и маньяком Робеспьером, кошмарные фурии танцевали карманьолу вокруг гильотины, на которой сложил свою замечательную голову Андре Шинье – это ли не сарказм, это ли не жуткая ирония?! Пушкин и Волошин с ужасом отмечают этот Факт…
Когда я думаю об участи лучших русских поэтов, погибших во имя «новой народной правды» – Гумилева, Волошина, Есенина, Клюева, Цветаевой и др. – в час их гибели я вижу нечеловеческие гримасы этих кривляющихся в пляске св. Витта фурий…
Наш «семнадцатый год» – это начало такой пляски, пляски св. Витта, поэтому-то и звучит мне плясовой мотив наиболее правдивой мелодией для моей поэмы «Даешь свободу!»
Павел Сухатин
ДАЕШЬ СВОБОДУ
поэма-сатира «трех эпох»
Но я запомнил эти лица
И тишину пустых орбит
И обреченных вереница
Передо мной всегда стоит.
А. Блок
Весна Идет!
ЭПОХА ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
“Освобожденная Россия
Какие дивные слова”..
В. Брюсов
ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
которая служит прологом, но мало что объясняет.
Светит солнце красное
Над одной страной
И от гимна страстного
Воздух стал хмельной.
От знамен бесчисленных –
Кумачевых птиц,
Чаяния искренни –
Радость честных лиц.
Всюду ликование
С раннего утра –
Тут и без старания
Прокляли “вчера”.
Роды-то нетрудные,
Не грозят бедой…
Утро было чудное,
День был золотой.
Так легко всем дышится –
В воздухе весна.
Красный флаг колышится.
Музыка слышна –
Марсельеза звучная
Крепче чем вино!
Нет, не будни скучные,
Праздник революции
Сердце веселит!
Митинги летучие.
Развеселый вид!
—v—
Как на солнце весело!
Тает рыхлый снег –
Под ногами месиво,
Уйма грязных рек.
Небеса лазурные
Не сулили зла.
Музыка бравурная.
Люди, без числа –
Большинство счастливые,
У иных – вопрос…
Лозунги красивые
И восторг – до слёз!..
—v—
Лозунгов не густо ли?
Толпами кроты
Мечутся без устали
Вплоть до темноты.
А под вечер пьяными
Город в полон взят
И перед буянами
Трезвые дрожат.
Тут уж до порядка ли?!
Ставка – головой…
И домой украдкою
Шел городовой…
—v—
Крадучись тревожные
Призраки ползли.
Песенки острожные
Ветры завели.
Тени шли за душами:
– “Кто-то здесь живет?”
И в квартирах слушали:
– “Вломятся!.. Вот-вот!..
—v—
Ласточками первыми
Шли грузовики –
Со стальными нервами
В них большевики.
Эти не помилуют:
Просто, по пути,
Братскими могилами
Им ли не пройти!..
С треском ночью лунною
Шел автомобиль,
Скоростью безумною
Приближая быль
Облика сурового,
Полного бедой –
Царство завоевывал
Гений с бородой…
Лентой пулеметною
Перевита грудь,
В ней бесповоротная
Воплощалась жуть.
Выстрелы сливаются
С выхлопной трубой –
Люди издеваются
Сами над собой.
Всё что в них скопилося
За века, века,
Ужасом пролилося,
Мозгом старика…
—v—
По указу Ленина
От Невы-реки
В разных направлениях
Щерятся штыки…
—v—
Товарищи красноармейцы,
Смыкай рабочие ряды!
Вперед, вперед, вперед!
Знамена красные развейте –
Сметай буржуйские следы!
Вперед, вперед, вперед!
Своей мозолистой рукою
Бери, товарищи, ружье –
Вперед, вперед, вперед!
К последнему готовься бою
За счастье, равенство твое –
Вперед, вперед, вперед!
В борьбе лишь обретешь ты право
Стать равным с равными во всём –
Вперед, вперед, вперед!
“Кадеты” вам грозят расправой –
Кадетов встретим мы ружьем!
Вперед, вперед, вперед!
—v—
– “Это бу-у-у-дет после-е-э-дний
И реши-и-и-тельный БОИ!..
Сын ин-тер-на-ционала…”
С Севера уверенно
Царский генерал
Тяжко и размеренно
Клином наступал.
Станция за станцией –
Близок Петроград…
– “На такой дистанции
Сдержишь их навряд!”
—v—
Казаки волнуются –
Что-то “Тихий Дон”
Слабо повинуется
Тем, что без погон:
Здесь сильны традиции –
Буря гневных слов
И… несется птицами
Множество полков!..
—v—
С Запада немецкие
Давят войска…
Родилась советская
Страшная Чека…
Партизаны дерзкие…
Порки, да растрел –
Всюду пытки зверские,
Кто и как хотел…
Нынче судят красные –
Завтра белых суд…
И кроты несчастные
Как в бреду живут.
—v—
Ужас в Белокаменной,
В Петрограде – бред!
Авели и Каины
Выметают след,
След всего наследия
Дедов и отцов…
Вся страна забредила,
“Пал” со всех концов!
Люди на пожарищах –
На лихой войне…
– “Братцы!” и – “Товарищи!”
Стон по всей стране.
Палачи… Предатели…
Жертва… И герой…
Месть… Тоска… Каратели.
И безусый строй…
Всё перемешалося,
Всё горит в огне,
Рушится без жалости,
Гибнет на войне,
На братоубийственной,
Беспощадно-злой.
Затянуло истину
Беспросветной мглой…
—v—
Ненавистью жгучею
Скованы сердца –
За свинцовой тучею
Не видать конца…
—v—
И так, начнем повествованье –
Повсюду позднее рыданье:
Одних тоска-печаль заела,
Другие в книгах ищут дела –
В рецептах, как спасти страну
И… приписать кому вину.
Все ссорятся, клянут друг-друга,
Одни – об орденах, заслугах,
Другие – всё порвали б в клочья!
Поставим лучше многоточие…
Задача наша безпристрастна –
К чему же биться лбом напрасно
В глухую стену, да и днем
Кто ищет правду с фонарем?!
(Не к месту нынче Диогены!)
Не проще-ль пожалеть нам стены,
Коли не жалко даже лбы!..
Начнем мы так: ну, там, дабы
Козлов не хаять отпущенья,
Возмем штрихами впечатленья
Те, что нам памятны всегда –
Да будет русская беда
Тяжелым, горестным уроком.
Предсказывать не будем срока,
Но, может быть, какой-то смене,
Готовой честно к перемене,
Открыв страницы из былого,
О прошлом нашем скажут слово
Мои правдивые стихи!
Подчас ошибки и грехи
Лишь только правнукам понятны…
Пусть правнук скажет: – “Дед занятный!
Прочтешь и не поверишь сразу!..”
Довольно!.. Подхожу к рассказу,
А уж кому он пригодится,
Что там заранее рядиться!..
—v—
Короче, будет этот сказ
О нас:
Как отрясали прах в пыли,
Каким путем в тупик зашли,
И отчего, и почему
Себе устроили тюрьму?!
Как сам лишил себя свобод –
Народ…
—v—
ПЕСНЯ ВТОРАЯ
в которой поется о весне.
Пусть весенней будет тема:
Издавна, конечно все мы,
Как цари природы,
Жаждем сверхсвободы!..
Что ж, свобода – это дело:
Для души, для рук, для тела,
Впрочем, лишняя тирада,
Если надо, значит надо!
Подойдем теперь с угла мы –
Ведь, свободой этой самой,
Что свалилась с неба,
(Так, для “ширпотреба”!)
Упивалась вся Россия:
– Вот, Европа, вам стихия –
В мире всюду льётся кровь,
А у нас – любовь!
Если буду очень точен –
Город радовался очень:
Думцы “слева”, журналисты,
Земцы, стряпчие, юристы,
Все ученые девицы,
Кабинетные мокрицы,
Судьи и профессора
Скопом прокляли “вчера”!
И писатели, поэты
Шлют восторженно приветы
Солнцу правды, солнцу счастья:
– Наконец с кровавой властью
Мы расстанемся навеки!
И молочные все реки,
Берега из киселя
Узрит русская земля!
Все газеты и журналы
Пишут, что – “у нас настала
Удивительная эра,
Всей Европе для примера,
Явно новая в природе!”
В общем, гимн поет свободе
“Идеалом” взятый в плен
Честный наш интеллигент.
А деревня лишь вздыхала:
Понимала очень мало –
Знай, в затылок пятерню!
(Новый кнут не по коню,
Вот, с того мужичьи вздохи!)
– “Вишь, у бар одни подвохи!
Мы б слабоду завсегда,
Кабы не была беда!”
– “Да вот, как насчет землицы?”
Ходоки пошли в столицы.
Потоптали тротуары:
– “Где не глянешь, всюду бары!
Обратиться бы куда –
Где не плюнешь – господа!”
– “Ктой-то сказывал – царя
И спихнули бары здря!”
– “Барам, видно, крыть-то нечем,
Вот, к тому повсюду речи,
Вот, к тому мозги дурят
Всем подряд!”
– “Проземлицу бают мало!”
– “Знаем где у пчелки жало –
Смаху выдрать бы его,
Со всего!”
– “Грит матрос один угрюмый:
Сколь, грит, там, грит, ты не думай,
А взяла не наша –
Исшо будет каша!
Нынче бары поплошее –
И-и-их! дадим имя взашею,
Подведем под их подкоп
И разом – хлоп!
Вот тогда придет к народу
Настоясшая слабода –
Будет царство мужика!..
Ну, покедова, пока!”
Ходоков берет сомненье:
– “Тут почешешь и не темя –
Испокон веков так было:
За барином сила!”
– “Что в деревне-то расскажешь?”
(В голове темнее сажи)
– “Город брешет тут и там,
А как нам?
Как потели, как старались,
А про землю не дознались –
Не земля нам, а сума.
Эх ма!”
Возвратились во-свояси –
Город правдою не красен.
Многолюдна, шумна сходка.
– “Говори, кому охотка,
Как таперя без царя?
Бают, сбросили-то здря,
Без хозяина народ
Пропадет!”
– “Там матрос такой сказался –
Видно оченно заврался:
Плёл чевой-то про свободу
Нам, хрестъянскому народу…
Опосля, де, бар прогонят.”
– “Кто-ж такую силу стронет?
За такое – в кандалы,
Там, брат, злы!”
– “Чё-же, барам-то, известно
От слабоды энтой лестно,
Ежли столь у их земли!
А ты вот что повели:
Надоть землю всю крестьянам –
Без землицы-то нельзя нам.
Без царя таперь указ
Кто даст?”
– “Чать, помесшик сам не пашить,
Да не ист мужицкой каши,
Да не льёт свой барскай пот!”
– “Крой, Силантий! То-то, вот!” –
Рвется голос озорной,
– “Крой их,бар-то, крой их, крой!
Мужики, не бойсь греха –
Под усадьбу – петуха!”
– “Оно, барам петуха бы” –
Избочинилася баба,
– “Подпустить бы, то-есть, нужно!”
Рядом старая натужно:
– “А добра-то скольки сгинет,
Ажно кровь по жилам стынет!
Им плевать-то, господам,
А нам?!”
– “Энто бабка байт верно!
Вон, у нашего, примерно
За сто штук коров одних…”
– “А те толку много в их?
Будь бы их хоша за тысшу,
Ты бы трескал барску писшу?
Для детишков молока
Получил пока?!”
– “Всё там шлють в заграманицу,
И пеньку, и лён, и птицу…”
– “Глянь-ка, сваты, на гумно –
Для кого зерно?!
Для хранцузской облизьяны!
А с чего все бары рьяны?!
Зашибають там деньгу,
А нам – ни гу-гу!”
– “Нишкни! Всё б табе перечить!
Наша, ат, дяревню лечить,
Знатно лечить, задарма,
Всё сама!”
– “Не лечила б – оно лучше!
С голодухи брюхо пучит…
Зельем, знай себе пойт –
Будешь сыт…”
– “Федька, жалишься не в меру!
А скажи-ка, ко примеру,
Получил намедни тёс,
Целый воз?
Чать помесшик дал бесплатно!
Говори, так аккуратно,
Штоб не здряшний был настыр.”
– “Я – как мир!
Ежли миром порешите
Как с усадьбой, значит, быти,
Так и я стою за то –
Завсегда готов,
Коли што, усёй дяревней!”
Вышел дед, совсем уж древний:
– “Драть вас будуть, мужики!
Одно слово – вахлаки!
Горлопанов-то не слухай!
Будя! Жарь домой, Митюха” –
К внуку, – “тут дождёшь греха,
Вишь, што бають – пе-ту-ха-а!
Как попрешь в Сибирь по трахту,
Во, тогда те будет страх-то!
За поджог – усех в Сибирь –
Глуздырь!”
– “Не стращай нас, дед, расправой!”
Парень сердится корявый,
– “Не таковски времена,
Чтоб чесалась бы спина!..
До господ мы доберемся,
Дай нам сроку – разочтемся…
Против их усё село –
Попомним зло!”..
Ну, пойдем назад, в столицу.
Как-никак, а всё ж Жар-Птицу
Отыскали в Петрограде,
Скажем (точности уж ради)
И Москва не отставала
И столицам дела мало
До заботы мужика –
Там что дальше?!.. А пока:
Все друг друга поздравляли,
Все от счастия рыдали,
Каждый день неслось с утра
Громогласное – ура-а-а!
Агитаторы народу
Объясняли про свободу…
Кое-кто, не будь дурак,
Шел в кабак.
Ведь страна теперь с обновой –
При царе, в войне суровой,
Хоть ущерб был очень многим,
Но указом (даже строгим)
Спирт и вина упразднили…
То есть, люди всё же пили…
Пил народ исподтишка,
Пока…
Баре – тоже не открыто,
Так, чтоб было шито-крыто,
Впрочем, всё достать могли
(Из под земли…)
Кто не знает, что с деньгами
Все себе законом сами
Всюду, при любой системе!..
Стоп! Вернусь-ка, лучше, к теме!
Коль свобода – всем свобода,
И для пьющего народа!
И купцы, и спиртогоны,
Рестораны, виноделы,
Без акциза и без трона
Расцветают пышно, смело –
Деньги, водка – льют рекой,
И какой!
Правда, был приказ, как будто,
(Будто спирт мешал кому-то?!),
Но в такие дни приказы
Забывают люди разом –
Что ж, на мертвую бумагу
Всяк легко найдет отвагу,
Здесь геройства никакого,
Да и нет городового!
Рестораны все забиты –
“Земгусаров” уйма сытых,
Дамы в модных туалетах,
Тут Агнивцева куплеты,
Там Вертинского стенанье,
А что рушится всё зданье
Не понятно никому.
Почему?!..
Ох, были деньки хмельные!
Не поверили б иные,
Что в отсталой, вдруг, стране
Будет счастье по весне,
Что разделавшись с царями,
Будут мирно править сами
И найдут теперь язык
Общий – барин и мужик!..
У кого какие вкусы:
Пел о новом счастье Брюсов,
Маяковский звал к разрухе,
Марсельезу спел Шаляпин,
Обыватель сеял слухи,
Только Горький что-то шляпил
Ждал на острове конца,
Иль лаврового венца…
Умирающая Дума
Пережила много шума:
Всем хотелось (до зарезу!)
Петь по-русски Марсельезу.
И попели!.. Громко, честно!
Это было ли не лестно,
Шутка ль, кровь не проливали
И так дале…
И свидетели живые
Гибли лишь городовые,
Пережив предсмертный страх
Где-то там, на чердаках.
Так, вот, стрелочник повсюду
Очень лакомое блюдо:
Где бы, чей бы не был грех –
Ответ за всех!
Чтобы было что-то ново
Кто-то выбрал князя Львова…
Вскоре стало всем известно –
Председательское кресло
В “бывшей Думе” пустовало…
Нужно было там нахала,
А приличный старый князь
Не полезет… в грязь.
И запахло тут бедою –
“Министерской чехардою”
(По наследству ли?.. С испуга?..)
Все за спину, друг за друга…
Шульгина уже не видно,
(Может, “деятелю” стыдно?!)…
А в Таврическом народ,
Знай, орет!
Там царят: Суханов-Гиммер,
(Мало ведомое имя)
И Стеклов-Нахамкес рьяно
Говорит солдатам пьяным,
Дескать: – “… весь прогнивший строй –
Метлой!
Всех штыком, ружьем ли, палкой
Гнать без жалости на свалку!”
И решил Родзянко тоже –
Прочь, “в кусты”… И, вот, похоже,
Что вождя найти не могут.
– “Кто рискнет? Да ну их к Богу!
Кто их знает, вдруг случайно
Изобьют… убьют нечаянно…
И не будут слушать даже,
Что ни скажешь!..”
Тучи грозные нависли –
“Думцы” стихли, смякли, скисли…
То ль Гучковы, Милюковы
Были просто не готовы,
Чтобы взяться за штурвал,
То ль страшил девятый вал,
Факт – в вожди из них “никто”,
Ни за что!
Всё ж такого отыскали,
Что и сам то он едва ли
Скоро к мысли сей привык,
Как он разом стал велик!
За штурвал, однако, взялся –
Говорил, писал, старался,
Даже за борт сюртука
Рука!..
Да, забыл! Он, непременно,
Френч носил полувоенный.
Вечно до-ночи был занят,
Хлопотал, как будто нанят!
В общем, дельный был правитель
И, как главноговоритель,
Уговаривал солдат,
Всех подряд.
Те послушают… вздыхают,
Есть такие, что облают,
Посмеются, разойдутся
И дотошные найдутся –
Зададут вопрос с подвохом…
А что дело явно плохо –
Вряд ли вождь сей понимал,
Знай, болтал!
Март, Апрель, забыв про слёзы,
Расцветали красной розой,
Без жандармов, без “Охранки”…
Государственные банки
Дали “керенки”-денгзнаки.
Гордо реют флаги-маки.
Ну, не жизнь, а тишь да гладь –
Благодать!
Только вот какое горе:
Что ни день, людское море
В серой сказочной шинели
Бьется волнами без цели –
То бурлит у Эрмитажа,
То у Зимнего и, даже,
Это мало кто поймет –
Вдруг, стрекочет пулемет…
И какой-то воин смелый
Сам помог такому делу –
Очень четко, очень смело,
В общем, даже, очень строго
Дал приказ солдат не трогать:
– “Винтачи не отбирать!
За попытку – растрелять!..”
Был приказ такой, ей-ей!
А фамилия – Бог с ней!
Спрячем имя это скромно…
Да и всех шутов запомнить
Труд едва ли благодарный!..
Так что жили все казармы
Наготове… И полки
Не сдадут свои штыки!
А с винтовкой – митинг проще
И пожестче!..
—v—
В революцию всяк равный!
Лозунг, может быть, забавный,
Но так проще подчеркнуть
Новый, гордый, светлый путь…
(Сей рассказ как раз об этом –
Честь великая поэту:
Тем о днях о тех – тома!
– “Горе от ума!”)
То ль от счастья, то ль с угара,
Началось всё со швейцара…
Расскажу всё по порядку –
Ложь в поэме – это гадко,
Здесь же – факт, а не предание:
Если рушится всё здание,
И швейцарова рука
Нужна слегка…
Петроград рыдал от смеха:
– “Вот потеха, так потеха!
Отколол правитель штуку –
Протянул швейцару руку,
Дескать, было так во-век,
Что швейцар – не человек,
А теперь он ровня нам,
(Господам!)…
– “Отречемся от старого ми-и-ра!
Та-ра-рам!
Та-ра-рам!
Та-ра-рам!
– “Нам враждебны златые кумиры…”
И швейцарам, и всем господам…
– “Мы пойдем к нашим страждущим братьям…”
Заключим и швейцаров в объятья…
Та-ра-рам!
Та-ра-рам!
Та-ра-рам!
(В исторической копилке:
Почесал швейцар в затылке…
Плюнул!.. Снял с тоски мундир
И отправился в трактир…
Охватил швейцара страх:
Понял он, что это крах!
Крепко запил с горя малый.
– “Пропадем, пожалуй!”)
—v—
Только этот штрих – пустяк,
Просто так!
Дело вовсе не в швейцаре,
А в надеждах, да в угаре… –
Та-ра-рам! Та-ра-рам! Тарарам!..
—v—
ПЕСНЯ ТРЕТЬЯ
в которой поется об отцах пролетария и об европейском эхо.
(Появились новые трихины…
Ф. Достоевский)
Эхом оглушительным
Потрясло весь мир:
В царстве удивительном,
Где царил кумир,
Где Самодержавие
Было сотни лет,
Там, где равноправие
Все сочли б за бред,
Где страна отсталая,
Где народу – тьма!..
Вдруг, свобода жалует,
Жалует сама!
– Ура!.. Ура!.. Ура-а-а!
Было отречение
Русского Царя…
И, по донесениям,
(Честно говоря
Против ожидания…)
Будто, без борьбы.
Всюду ликование.
– “Вот, вам и рабы!”
Ясная, бескровная,
Светлая судьба
Той стране дарована
Бывшего раба.
– “Крайне удивительно –
Нет у них резни!..
Что-то подозрительно
Выглядят они…”
—v—
У Ллойд-Джоржа сложная,
Тонкая игра,
Очень осторожная…
– “Кажется пора
Ставкой на Америку
Починить дыру…
Русская истерика
Нам не ко двору!
Там резня не началась,
Но начнут, вот-вот…
Новыми задачами
Будет жить народ.
Армия развалится,
Русский фронт прорвут
У России два лица…”
Думал старый Брут,
– “Эта конкуренция
Больше не страшна.
Их интеллигенция
И обречена,
И с бедою новою
Ей не совладать –
Очень бестолковую
Бурю надо ждать!..”
Дальше – планы разные,
Кой-какой расчет,
Песнь своеобразную
Сам себе поёт:
– “Польша… и Украина
Явно отпадут –
Там игру отчаянно
Исподволь ведут…
Латвия, Эстония…
И Кавказ бы мог…
Там, глядишь, Япония
На Владивосток…”
Франция взволнована.
Маршал Фош не спит:
– “Верденом мы скованы
Русский фронт разбит…
Боши подкрепления
Быстро подведут –
И сейчас давление
Адовое тут…
Ставка наша русская –
Неудачный ход.
Кто их там науськивал
На переворот?!..
Корпуса восточные
Двинутся на нас –
Надо меры срочные
Принимать сейчас…
В “янки” нам спасение…
Что там Вильсон ждет?!
Это промедление
Каждый день – за год!..”
—v—
Рады ли, не рады ли,
(Что Европе мы!)
Сфинксом неразгаданным
Заняты умы…
Все столицы крупною
Заняты игрой,
Может быть, преступною,
Может, роковой…
Может быть, со временем,
Вспомнят эти дни –
От какого семени
Сгинули они,
Кем оно посеяно,
Для целей каких!..
Может, имя Ленина
Вспыхнет и для них…
“Новый Свет” старается
Золото – рекой!
Фирмы занимаются
Русскою судьбой.
Странное старание,
Может, просто… так?
(Щедрый без “задания”
Только лишь чудак…
Не в целях коммерции,
Знает каждый плут –
Нет, не по инерции
Деньги к нам плывут!..)
—v—
А на биржах акции
Вниз уже летят…
Большевицкой фракции
Главари не спят:
-“Нам пора на родину –
Подошел наш срок
Растрясти уродину,
Первый дать урок,
Чтобы пролетарии
Взялись бы за ум –
Взрывы (и так далее)
Мягкотелых “Дум”.
Разожгут пожарище
Умный и дурак –
Цель одна, товарищи,
Расшатать костяк,
Да с таким усердием,
Чтоб трещало всё
И без милосердия
Развалить ее!
Так, дабы сознание
Стало на дыбы –
Пусть себе зарание
Делают гробы!..
Всю интеллигенцию
Сразу на учет…
Заключим и с немцами
Мир… Пускай народ
Сразу верит партии
И пойдет за ней…
Посулим все хартии –
С ними так верней!
Все пути приемлемы
И любая ложь:
Обещаем землю мы –
Надо? Так, чего ж!
Обещаем каждому,
(Под вороний грай!)
– Мы построим, граждане,
Справедливый рай,
Коммунистом скроенный,
Без прорех и дыр,
Масс вполне достойный –
(Муравьиный мир…)
—v—
Мирная Швейцария
Приютила всех.
В царстве “пролетария”
Жили без помех.
И в Нью-Йорке каменном
Всем партийцам – клад!
С пламенем, без пламени
Речи там звучат.
Впрочем, и на Темзе им
Тоже ход дают –
(Скромно иноземные
Бунтари живут…)
“Искра”- артиллерия
Сокрушала трон –
Нет, и жандармерии,
И не тот закон…
Люди бредят “волею” –
Кто ее читал –
Улица, подполие,
Фабрики, подвал,
И студенты “левые”,
И профессора,
Робкие и смелые
Все твердят: – “пора!”
Пропагандой разною
Русская печать –
Умной и бессвязною:
– “Не могу молчать!”
Как клеймом отмечена.
Крепко вся страна
Правдою проперчена,
Ложью солена.
Паутиной тонкою
Души оплела,
Песенкою звонкою
О причинах зла;
Собирала воинов
И по всей стране
Люди недовольные
Верили “весне”…
Страны “либеральные”
Тоже помогли –
Цели генеральные
К одному вели:
– “Отречемся от старого мира –
Та-ра-рам!
Та-ра-рам!
Та-ра-рам!
На враждебны златые кумиры…” –
Любо петь и кричать городам…
(И, расставшись с “кровавою” властью,
Гордо голову поднял народ.)
– Мы пойдем к невозможному счастью!
Все вперед!
Все – ура-а-а!
Все вперед!
—v—
У Вильгельма трудный час,
Очень сложный!
Перед ним вопрос сейчас
Невозможный:
– “Свергли русского Царя –
Это чудно!
Не пропали деньги зря…”
Но паскудно
На душе сосет червяк:
– “Вдруг, погибнет?!..
Император!.. Как же так!..
Будет стыдно!..
И в историю войдет:
– Не спасли, мол…
Весь тевтонский мой народ
Дисциплину
Потеряет навсегда…
Надо быстро,
Чтоб не грянула беда,
Дать министру
Надлежащие вперед
Директивы –
Там толпа у них орёт
Некрасиво…
Коль спасу теперь Царя,
(Словно брата!),
То история моя
Будет свята…
Только он упрям и горд –
Не поедет…
Он наш враг – суров и тверд,
Даже вреден…
Как же быть?.. Трудный час!..”
(Поза?.. Нежность?..)
И в глуби позёрских глаз
Неизбежность…
Король Георг, востав от сна,
Волнуясь, думает с утра…
Болит нога, болит спина,
– “Все эти сведенья вчера!
Спасти Царя… Спасти! Но как?!..
Ллойд-Джорж настойчиво грозит:
Незримый заводскдй кулак
Огромным чудищем висит…
Послать бы флот… Коль дам приют,
Рискую всё остановить:
Война и… стачка!.. Этот Брут,
Ллойд-Джорж… Но как же, как же быть!”
Бегут часы – альбом- портрет,
– “Близнец… лицо какое! Брат!..
Какое сходство с ним!.. Жуть! Бред!..”
Депеша – лорды говорят:
– “Нельзя спасать!.. Огромный риск…
Наш долг – остаться в стороне…”
Да, Трафальгарский обелиск,
Да, честный памятник войне!..
А рядом призраком второй
Незримой славою растет –
Великой Первою войной,
Семнадцатый победный год…
И бьет огромный, гулкий Бэн
Свои привычные часы.
Георг, заботою согбен,
Склонил истории весы –
И мысленно – в века, назад,
В сознаньи перекинул мост
И грезится ему Пилат
Во весь большой… ничтожный рост.
Фабричный страшный маховик…
Гудок… Станки, и шум, и пот…
Рабочий думать не привык
О том, что в рот нельзя… И, вот,
Кто – от лопаты, от станка,
Кто копотью и пылью сыт,
(Так повелось во все века!)
К буржую ненависть таит…
И агитаторы легко
Подскажут Тому “нужный путь”,
И Нед, и Джек поймут его,
Как он не исказил бы суть…
И заявили Том и Нед:
– “Царя к нам, в Англию! О,нет!”
Хлопочут свыше там впустую…
– “Коль впустите, тот час –
бас-ту-у-ем!”
—v—
– Экстерррнея телеграмма-а-а!
Последняя телеграмма-а-а!
…телеграмма-а-а!
…грамма-а-а!.. рамма-а-а!..
—v—
– “Царская семья под арестом.
Сам Царь тоже.
Не выясненно точно место –
На станцию Дно похоже…
Царицу с детьми в Царском селе
Кто-то арестовать велел,
По сведениям – приказ временного правителя.
Вся семья больна корью…
Ждут родителя…
Большинство высших чинов Ставки Царя оставило…
На всех жел-дорогах новые правила:
Распоряжается власть на месте…”
– Последние известия-я-я!
Последние известия-я-я!
– “Отречемся от старого мира!
Та-ра-рам! Та-ра-рам!..
Тарарам!”
—v—
ПЕСНЯ ЧЕТВЕРТАЯ
в которой поется о семечках и что они принесли.
Без подсолнуха житуха,
Прямо скажем, скучная:
Ни для мозгу, ни для брюха
Вовсе несподручная!
(Из владимирских частушек.)
В историческом аспекте –
Как на Невском, на проспекте,
И на улицах парадных,
Пышных, чистеньких, нарядных,
А, чтоб не было обидно,
И на скромных, и невидных,
На всех площадях, мостах,
Средь куртин, цветов, в кустах –
В парках, сквериках… В трактирах,
В учреждениях, в квартирах,
В цирках, и в иллюзионах –
И в фойе, и на балконах,
В магазинах, в Эрмитаже,
В галлереях, в Смольном даже!
Появилась (“без сторожки”)
Не какая-нибудь сошка,
А подсолнух – новый вождь…
Шелуха кругом – как дождь!
Шелуха и на панели,
Шелуха и на шинели,
Шелуха и на паркете,
Шелуха и на портрете –
Липнет прямо на губе
Ярким вызовом судьбе!
Дополняя красоту,
Шелуха торчит во рту
И, событиям на страх,
Шелуха у всех в мозгах!..
—v—
Вот, и было здесь начало,
Как-то разом, без мочала:
Власть обрел подсолнух, вдруг,
Взяв страну всю на испуг!
Покороче лучше буду,
Он шагал уже повсюду
Неуклонно, твердо, властно,
Угрожая ежечасно,
Как девятый грозный вал,
Тем, кто явь не признавал…
Только мало кто с ним спорил
И на горе иль не горе,
Дни пошли быстрей комет,
Как бред!…
Заполнил Петроград
Солдат…
– “Хлястика нет?”
– “На вред!”
– “Ремня то-ж?!”
– “Дык, што-ж?!”
– “Честь не отдавать?”
– “Плевать!”
– “Погоны долой?”
– “Метлой!..
Теперича нижний чин –
Господин!
А ну, ахвицера,
Пора:
Становись-ка в ряд,
В аккурат –
Равв-нение на народ!..
Слабод не знавали есшо?!
Правое плечо-о-о,
Катись (с опаской!)
Колл-баской!..
Время придет,
Народ
Доберется до вас,
Как раз!..
А пока – мы семя-а-ан!”
– “Будешь пьян
От пронзительных слов!”
– “Ве-се-лд”
(Митинги каждый день –
Не лень
Потрепать языком
Обо всём!)
– “Охотца всё знать
На ять!”
– “Реворлюца-то хороша?!”
– “Оно, хоша…
Да ежли б понять что к чему?!”
– “Да-ло-о-ой тярьму-у-у!”..
—v—
Позабило карманчики семячко –
Эх, и было ж любезное времячко!
Нам пора с ним подробней знакомиться…
Разве правда навеки схоронится?!
Не сокроют ее современники,-
Берендеева царствия пленники!
И в живых-то их мало осталося,
Это “чисткой” у них прозывалося:
Поплатились бедовой головушкой
За пропетые песни соловушкой!..
Ну, о них мы потом… Здесь о семечках,
Про то самое сладкое времечко,
Про деньки по весне расчудесные –
Здесь про семечки наши прелестные!
Были речи на митингах странные,
Да надежды на счастье туманные,
Да слова, только больно уж куцые:
Тут и мир тебе “без контрибуциев”,
И “анекси каки-то” не надобны –
Вишь, какими швыряют снарядами!
Тут невольно почешешь и темечко –
Как не взяться за родное семечко!
И, опять же, землишка хрестьянину –
Сокровенное самое ранено…
Скоро амба войне утомительной –
Как не рявкнуть толпе одобрительно?!
Что ж, быть может, и впрямь, наше семечко
И поможет понять это времечко?!..
—v—
А главное – каюк начальству
И лафа – нахальству!
Ура-а-а!
Ура-а-а!
Ура-а-а!
—v—
Так весна стучится в дверь –
Хочешь, верь ей, иль не верь!
От свободы – каждый пьян!
– “Лузганем теперь семян,
Шелухою поплюем,
Марсельезу попоём,
Да потопчемся толпой!”
– “Вишь, исчез городовой!”
– “На начальство наплевать –
Эй, даешь митинговать!”
– “Расступись честндй народ!”
Важно семячка идет.
Под ногами шелуха…
– ” Это дело – пол греха,
Кабы знать бы, што к чему?”
– “Да-ло-ой тярьму-у-у!”
—v—
От солдат без пояса
До девиц в очках,
Март весельем пролился,
Заглушая страх
Бодрой Марсельезою,
Морем кумача…
Только небо трезвое
Плачет по ночам…
Каждый день процессии –
Петроград бурлит.
Агитатор весело
Речи говорит –
Бодрые и честные
Лозунги-слова!..
И деньки чудесные!
Мысли – трынь-трава!
(Мудрыми невеждами
Жили сотни лет…
Поживем надеждами –
Выбора-то нет!)
И цветы бросаются,
И восторг – до слёз!
Девушки-красавицы
0 косами, без кос.
Нежный голос слышится,
(Синь невинных глаз!)
– “Как легко нам дышится,
Граждане, сейчас!” –
Гордо и мечтательно,
– “Чудно манит даль!”
Из толпы сознательной
Басом кто-то: – “Шпарь!”
Смех. Ура могучее.
Всюду флаги реют.
Митинги летучие.
Пафос главарей:
– “Светит солнце красное
Над моей страной!”
И от гимна страстного
Петроград хмельной –
Опьянели площади,
Улицы, дома…
Едет на извозчике
Семечка сама –
Яркая, румяная,
В шали расписной,
И сама-то пьяная,
И лихач хмельной!
Масленой неделею
Веет от нее –
Сладкое безделие,
Вольное житье.
Щелкает задорная,
Сыплет шелухой
И страну покорную
Тащит за собой…
—v—
ПЕСНЯ ПЯТАЯ
в которой поется об извечном стремлении человека к свободе.
Человек, как царь природы,
Жил несчитанные годы!
Знаем мы лет – тысяч пять,
Ну, шесть, семь, коли считать
По санскриту человека –
Гупта… Инка, да ацтека,
Киммерийцев, щуров скифов –
Всё в мифах!
Ну, шумеров, Гильгамеша –
(То ль герой, а то ли леший?!),
И какие-то долгане
В многотысячном тумане,
И какие-то кентавры
Пожинали чудо-лавры,
И девицы с криком звонким –
Амазонки…
И –
Хоть история вся в саже,
Атлантиду ищут даже!
И геологи не сдуру
Верят в древнюю культуру –
Чтоб узнать седые драмы,
Понарыли всюду ямы,
Откопали чашки, пряжки
И по ним о жизни тяжкой
Всё прочли! И записали
Как цари там воевали
И как мучались народы
В вечных поисках свободы,
В чем была былая сила
И какое рабство было,
О всех пытках и разбое
В Вавилоне, в Уре, в Трое,
О народных жутких ранах
В разных царствах, разных странах,
О тиранах, богдыханах,
О владыках и… баранах,
Кирах, Дирах, фараонах,
Калигулах и Неронах…
Сплошь кунсткамера уродов –
Палачи народов!
Чтобы править было проще
По спине народной, тощей,
Хоть сие и некрасиво
Кнут гулял весьма ретиво!
(Нет, не кнут, а просто плети
Нынче знают даже дети:
По татарски плётку – кнут
Испокон веков зовут!)
Плеть вела людское стадо –
Вот к чему сия тирада,
Всех безжалостно хлестала
По чему попало!..
Никакой мудрец угрюмый
О народе и не думал –
Кто же в древности седой
Жил народною бедой?!
Энгельс, Маркс, Ильич и Сталин
О свободе не писали –
Ими даже и не пахло,
Потому Земля и чахла!
Даже не было родного
Благодетеля Ежова
И в земном царили свете
Только плети!
И царило там мерило:
Кто взял плеть, того и сила!
Поворчать, конечно, можно,
Впрочем, тоже осторожно:
Коль рискуешь головой,
Ну, тогда кричи и вой –
Как восстанье чудака
Спартака!
И позднее бунтовали:
Повезет – ярмо и сняли!..
И тотчас же поскорее
Под ярмо подставят шею,
Под другое, но… поуже,
Да под плети, и похуже –
Вот вам “первое апреля!,
Как Кромвеля…
Или, скажем для примера –
Робеспьера!
Или – для Наполеона
Капетингов сняли с трона…
Так от века и до века
Человека манит Мекка,
То есть, каждому народу
Страсть, как хочется свободы!
И у нас, бывало время,
На Дону казачье племя
Бунтовало, убивало,
Постреляло, покричало –
Бравый, хитрый бородач,
По прозванию Пугач,
Мужичков расшевеля,
Шел под именем царя.
Поднялась на силу сила –
Треть России охватило!
Погуляли, поиграли,
Уйму бар поубивали –
Всё неистовым огнем
Полыхало ночью, днем.
Даже батюшка-Суворов
Поскакал в санях на вора,
Но еще он не доехал,
Как кровавую потеху
Усмирил уже другой
И, под слёзы, рёв и вой,
Приступили тут к расправе…
Да, Российской, знать, державе
В час тот время не поспело
Завершить такое дело:
Не готовы люди были –
Понапрасно кровь пролйли,
Понапрасно пошумели
Стеньки, Васьки, да Емели!
Как всегда, плетьми уняли,
Разогнали, повязали,
Вожаков четвертовали –
Крепко дали!..
Это было отступленье –
Всяк филосов, без сомненья,
Если что-то он итожит,
Говорить о прошлом может,
Об истории, о славной,
А поэту и подавно,
Чтобы петь о человеке,
Как не рыться в древнем веке?!.
Потому мы не без цели
Провели все параллели,
Чтобы стало всем понятно,
Что история привратна
И когда созреет плод,
Плод легко сорвет народ
И припомнит всем тиранам,
И обиды все, и раны!..
—v—
Пробил час!..
Вернемся к теме!
Дало брошенное семя
Замечательные всходы –
Дождались свободы!
И теперь, ни плеть, ни кнут
Не вершат расправу, суд!
И семнадцатому году клич – ура!
– Даешь свободу!
—v—
ПЕСНЯ ШЕСТАЯ
в которой поется о таинственном поезде.
Это все еще начало –
Плыл дредноут без причала,
Без руля и без ветрил,
Как не странно, плыл, да плыл,
И никак не шел ко дну,
Мало кто кричал: – тону!
Не прошли, наверно, стаж –
Ждали главный персонаж…
—v—
Был он очень “честных правил”
Ждать их долго не заставил:
Только рухнул царский трон,
Он – прыг в вагон!
В дальнейшем были пустяки:
Печати, пломбы и замки,
Прощальный Западу свисток
И на Восток!..
—v—
Памяткой-разрухою
Угощу сейчас…
Где-то тяжко ухает
Орудийный глаз.
Изредка разрывами
(Чтобы не забыл!)
Ветерок порывами
Потревожит тыл –
Весть приносит грозную:
Гаубичный вой,
Там дела серьёзные,
Там кровавый бой!
—v—
Плачет небо хмурое –
Третий год война!..
Станция понурая
За версту видна –
Крыши обгоревшие,
Вместо окон – брешь…
Лошадь околевшая,
(Выжить-то здесь где ж?!)
Что я с вами сделаю?..
Надо б – под растрел,
Вот, шеренгу целую!”..
Крайний заревел:
– “Ваше благородие,
Не губи!.. Жена…
Ребятишки!.. Вроде я
Дён с пяток без сна!..
Крыша прохудилася…
Мериночек сдох…
Кабы лучше жилося,
Рази бы я мог…”
– “Пра, как под присягою!
В жисть бы не ушёл…”
– “Да, коль, я с бамагою,
Писарь выдал!.. Мол…” –
Загалдели сбивчиво
Из рядов в ответ.
Прапор неулыбчиво:
– “Сладу с вами нет!
Грязные, корявые,
Из каких щелей?!…
Будет скорый, дьяволы,
Лезьте!.. Да скорей,
Так, чтобы не ведал я,
Ничего не знал!..
(Армия победная –
Начался развал!..)”
Шум тяжелый. В воздухе
Что-то пронеслось.
( – “Не дадут и роздыха!
Перелет, небось… )
Прапор снисходительный,
Видно, инвалид:
Как-то подозрительно
Ногу волочит
И всё время морщится –
Вид не боевой,
И шинель топорщится,
И уже седой.
Дезертиры ожили –
Разом скалят рты.
( – “Дни пошли похожие –
Сколько суеты!..) –
Прапор раздражительно
От ширенги – прочь!
( – “Глупо… утомительно.
Дикари, точь в точь!..”)
У него усталые,
Умные глаза,
( – “Словно дети малые…
Гнать бы их назад!
Толк какой?.. Не воины –
Убегут опять…
Так веками скроенны –
Трудно воспитать…
Может революция
Как-то просветит?!..
Время… эволюция…
А пока-что – “Тит”!..
—v—
Тит, вставай, молотить пойдем!
Не могу!.. Спина болит – надыть перед дожжом!
Тит, вставай, обедать пошли!
Где моя ложка больша, обедать коли?!
—v—
Этими бы парнями
Думцам бы пример!..”) –
Был и он, до армии,
Яростный эс-эр,
( – “Кажется и Дума вся
Мало что поймет!..”) –
Прапорщик задумался,
( – “Это, вот, народ!..”)
—v—
Тык-дак! Тык-дак! – издали.
– “Сыпит во весь дух!” –
Дезертир замызганный
Радуется вслух.
Окна занавешены.
Люди не видны.
– “Что за поезд, к лешему,
С вражьей стороны?!”
Тык-дак! Тык-дак! – мерное
Стуканье колес.
( Может что и скверное
Этот поезд вез?!)
Звякнул привередливо
Резкий телефон:
– “Пропустить немедленно,
Оцепив перрон!”
Промелькнула лысиной
Чья-то голова.
Кто-то независимо
Обронил слова:
– “Что-ж, программа наша вся
Подымать народ…”
Паровоз прокашлялся
И ускорил ход.
Тык-дак! Тык-дак! – шпалами
Нижет версты путь.
Вздохи вслед усталые:
– “Важный кто-нибудь?!”
– “Што, братухи, быдто мы…”
– “Пёхом што-ль переть?..”
– “Кабы были сытыми,
Так не жрамши, ведь!”
– “Вот тя со слабодою –
Те-же господа!”
– “Немцам всё запродали!” –
Буркнул борода,
– “Как домой вертаемся,
Знаем, што и как…
С ими рассчитаемся!” –
Показал кулак,
И кулак внушительный,
Но в глазах тоска…
И так нерешительно
Дрогнула рука.
– “Чё грозишь?.. Пымают, ат!
За побёг – в распыл!” –
Щуплый, испитой солдат
Мрачно заключил.
– “Дать раза бы гаду бы –
Продал, сволота!”
– “Прапору-то?.. Надо бы!
Рожа-то свята,
Стелет быдто ласково –
Жестко будем спать…”
– “Обнадёжил сказками!”
– “Надоть новый ждать…”
– “Вишь ты – “беза-бразия”,’
А его б в окоп!”
– “Тут дождёшь оказии:
Подойдуть и – хлоп!”
– “Братцы, не вертать бы нам,
Ну, туды, назад –
Врежемся в карательнай,
В самый, в аккурат?!..”
Поезда и след простыл –
Там, где тыл…
На перроне рвань.
Отборная брань.
Какие-то люди выли –
Только-что прапора убили…
Кто убил?.. За что?.. Почему?..
Как знать!..
А гаубицы уже ближе слыхать:
– У-У-ух!
И, вдруг, в станцию тяжелый снаряд –
Разметал всех подряд,
Попал в самый перрон…
Чей-то стон…
—v—
Мелькает насыпь, мелькают шпалы,
Стучат колеса в унисон –
Неумолим и невесом
Перст времени, как бред, как сон
Указывает путь… Устало
Взирает путник на столбы,
На небо, рытвины-гробы,
В шипеньи паровоза слышит
Как твердь земная тяжко дышит…
Не видит ангела – крылом
Огромным, черным, машит грозно…
Стучат колеса: поздно, поздно
Остановить земное зло!
Хоть тяжко на-сердце, морозно,
Но путник твердо сжал уста –
Он в этот путь сбирался трудно,
Теперь близка его мечта!..
Так что-ж колеса зло и нудно
Пророчат: так-дак! Так! Беда!
Тогда – беда! Бе-да! Бе-да!
Бе-да! Бе-да! Бе-да! Бе-да!..
Нет, он не слаб!.. Не помышляет
О зле!.. Что зло?.. Какие бредни!
Пусть будет так!.. Он ждет и знает:
– “Это бу-у-дет пос-ле-е-дний
И реши-и-тельный
Бой!..”
Ну, к седьмой подходим песне –
Персонаж в ней поизвестней,
И маштабом грандиозней,
Любопытней, одиозней,
С головой совсем иною,
И со стажем за спиною,
Ни домашним, ни кустарным,
А с размахом планетарным!
В прошлых песнях был пустяк:
Семечки – веселый “враг”,
Растерявшиеся “Думы”,
Да восторженные шумы,
Дальновидные швейцары,
Да “тот мир”, пока-что старый,
Да правители “смешные”,
Да нелепости сплошные,
Да еще, там, дезертиры,
Прапор сирый…
А, вот, поезд, что мелькнул,
Вез идею не одну!..
Поглядим, какие дни
Он везет?..
Огни! Огни!
– “Наконец-то!.. Петроград!” –
Путник – план – идеи – ад!..
—v—
ПЕСНЯ СЕДЬМАЯ
в которой поется о прибытии гения и об обиженной барыне.
Точно также, как без рыбы
Не могло бы быть икры бы,
Точно также – без вождей
Где б набраться нам идей!
А, вожди, конечно, были!
Покатили и поплыли –
Поездами и морями,
Те, что сосланы царями;
Из Сибири, и с Урала,
Из заморских стран не мало –
Всяк в бурлящий Петроград
Поскорей добраться рад!
Их пока-что мало знают –
Всё спецы и краснобаи
Из одной мудрёной стаи…
Все с чужими именами,
С бородами, с париками
И с чужими паспортами,
Кое-кто под ловким гримом –
Страх-то непреодалимый
У вождей в сердцах живет:
– “Как-то примет нас народ?!”
Но у них готовы планы –
Из подполья ветераны
Зря не вылезут… и вот,
Сам “Кощей” на Русь идет!..
Только люди-то едва ли
За врагов их принимали –
Обмануть честной народ
Мог любой, кто ловко врет…
—v—
Поползла одна молва –
Шепчут странные слова:
– “Тот, чей брат повешен
(При Царе был грешен!),
Самой редкой птицей
Катит к нам в столицу.
Он страдает манией,
Едет – чрез Германию…”
– “А пропустит разве враг?”
– “Немец, братцы, не дурак –
Он придумал обезьян,
He к чему ему Ульянов!..”
– “Говорят, что Ленин он?”
– “У него полно имен –
Чаще кличат Ильичем…
А башка-а-а!.. Всё нипочем!”
– “Чем он, братцы, знаменит,
Что так срочно к нам летит?”
– “Говорят, что глаз, как штык,
А зовется – большевик,
И что очень уж мудрён
Он! ”
– “Ты, таперича, постой!
Чё-жа, ростом он большой,
Что зовут его большак?”
– “Просто так!
Говорят тебе – он свой,
А большой он – головой!
Понял?”
– “Быдто энто так,
Коль большак, пущай большак!..
Только… он не из господ?!..”
– “Ну вот,
Он господ хотйт тряхнуть!”
– “В энтом разе, добрай путь!
Поглядим на большака…”
– “Он дока,
А уж речь его кака –
Всё сумеет разъяснить!”
– “Вишь ты, этакая прыть!
Ну, дык чё-ж, дождём его…
– “То-то, во!”
—v—
Питер. Вдрызг заплеванный
Шелухой перрон.
Весь запломбированный
Подошел вагон.
Пломбы сбиты в сторону.
Крик – ура! сильней
И на крыше ворону
Стало веселей:
Чует птица жадная,
Знает красный цвет…
Барыня нарядная
Щурится в лорнет.
С лысой, яйцевидною,
Умной головой,
Поступью солидною,
Под – ура! и вой,
Из вагона классного
Серый пиджачек
Вышел и опасные
Лозунги изрек…
– “Да при чем тут хижины?
Прибыль?!.. Фабрикант!..”
Барыня обиженно
Поправляет бант
Цвета “кумачевого”,
Броского, как кровь…
Звуки гимна нового
Поднимают бровь:
– “Что за пролетарии?
Что за страшный бой?
Это из Швейцарии
Он привез с собой!..
Не на имя ль Ленина
Год назад мой муж
Поддержать движение
Выслал крупный куш?!..
Муж за равноправие,
А не за тюрьму –
И самодержавие
Претило ему!..
Это же предательство!..
Что он говорит?!..”
– “Эй, мотри, сиятельство!”
Кто-то, вдруг, шипит.
Бабы возле барыни
Семечки грызут:
– “Шли бы вы, сударыня!..
Чё торчать-то тут?!..
Глядь, кто созорничает,
Словом, али как…”
Две фигуры нищие
Фыркают в кулак.
Чуйки. Кепки мятые.
Серая шинель.
– “Буржуй проклятые!” –
Пронял первый хмель.
– “Вишь ты, с бантом, гладкая!
Я б её чичас…” –
И усмешка гадкая,
– “Сладкой родилась!..”
Ворон каркнул весело.
Барыня ушла.
Паренёк (в веснушках весь!)
Свиснул вслед (без зла…)
Озорными искрами
Вспыхнули глаза –
Свистнул парень искренне,
Понял – ни аза!
Впрочем, и у барыни
Тоже “не дошло”,
А уже пожарами
Полыхало зло…
—v—
(Мы о пломбах там сказали –
Как их в сторону сбивали,
Чтобы вышел из вагона,
Тот, кто стал душой перрона…
Это был приём обычный,
Так сказать, аллегоричность:
Заострить покруче стих,
Как штрих!..
Уговор дороже денег –
Правду никуда не денешь:
Поезд шел уже открыто –
Пломбы раньше были сбиты,
Сбили пломбы не в столице,
А там, сразу… на границе,
Ну, до станции воспетой,
Этой,
Где воспеты грустной лирой
Прапорщик и дезертиры…
Что-ж вождя-то прятать дома?!
Ждут его теперь хоромы,
Ждут его теперь указы,
Резолюции, приказы,
Взлёт могучий, грозный, вольный
И… “Смольный”!..)
—v—
А про барыню пока я
Ничего еще не знаю:
Носит бант она с лорнетом,
Восторгаясь красным цветом,
Иль сложила чемоданы –
Полечить в Париже раны?!..
Иль супруг ее всё дюж
И готовит новый куш
Для “свободы”, для “народа”,
Так сказать, не зная брода
Лезет в воду?!..
Это всё нам неизвестно,
Вряд ли, даже, интересно,
Посему, сознаюсь честно,
И писать не вижу смысла –
Сладко барыне, иль кисло?
Хоть она богата, видно,
И хоть ей, наверно, стыдно,
Что в толпе её костили,
Что-же делать?!.. Жили-были
На подножном, на корму,
Недоноски по уму
В нашей Матушке-России –
Слепые?!..
—v—
В песне барыня была
Как источник малый зла –
Этих барынь в те года
Народилося – беда!
Грянул гром!.. Они – святы
И… “в кусты!”
Или – за границу –
Перелетные птицы…
За границей – шум и гром,
Истерично кулачком:
– “Погубили вы Россию,
Растакие, рассякие!..”
—v—
ПЕСНЯ ВОСЬМАЯ
в которой поется о гениальных лозунгах и о первой сознательности.
Шумит заплеванный перрон.
Ушел в тупик пустой вагон.
Несется к небу крик – ура!
Снует как в праздник детвора.
Бушлат, шинель, картуз, платок.
В салоне грязь от тысяч ног.
Шумят, орут, поют, кричат.
Пестро от пятен кумача –
Полотна красные вокруг.
Оркестры рявкнули все вдруг!
Как будто спятил или пьян,
Бьет озверело в барабан
Толстяк в шинели, без погон,
Ревет белугой геликон,
Вдавив мундштук свирепо в рот,
(А щеки лопнут, ведь, вот-вот!)
Старается худой усач,
Ведет мелодию трубач,
Ему рывками, хрипло, в тон
Поддакивает баритон
И заливается кларнет –
Привет!
День долгожданный наступил –
Какой восторг, и хмель, и пыл!
Розетки, банты, кровь знамён –
Как сон!
Городовых простыл и след
И казаков с нагайкой нет!..
Нет жандармерии!.. Царя!…
Сияет лысиной заря,
Заря, заря России! –
(Поднявшая стихии!)
Прослушав геликона вой,
Кивнув перрону головой,
Махнув приветливо рукой,
Как свой,
Остановил, и шум, и клич,
Мудрец загадочный – Ильич
И начал гвозди забивать –
“На ять!”
– “Что ни слово – ровно пуд!
Призадумаешься тут!”
Бьют как молотом слова.
– “Вишь ты, впрямь ведь, голова!
Так и режеть прямяком,
Машить к слову кулаком!”
Тихо стало, как в гробу.
(Даешь судьбу!)
– “Пролетарии… Совдеп…
Капитал… Земля и хлеб…
Фабрикант… Купец и поп…” –
Кулаком – хлоп!
– “Ровно шлепает печать –
На ять!
Ну, братухи, и дела-а-а!
Наша-то, кажись, взяла!”
– “Помолчи ты, для Христа!”
– “Вишь, святая простота!
Чаво Бога-то приплёл?
Ты бы шел…”
– “Эй, скаженный, ты замолчь!
Не дает послухать, сволочь!” –
Понеслось со всех сторон,
– “Чего вякает там он?!”
– “Таки сердют здря народ!”
– “Прямо сусший обормот!
Заткни рот!”
– “По сусалам надоть дать!
Эй ты, мать…”
Замолчал, ( – “дождёшь беды!” )
Всюду слышно тяжкий дых
И отчетливая речь
Режет дых, как острый меч.
—v—
– “Настал, товарищи, ваш час!
Буржуй веками грабил вас –
Пограбил, будет!.. А теперь
Открыта вам буржуя дверь!..
Мир хижинам, дворцам – война!
Пусть не смущает вас стена:
Пробить любую можно брешь,
А там… хоть режь!
Люди сдвинулись вплотную.
Жадно пялятся зрачки.
Песню смелую и злую
Умный, средний, простачки
Откровением приемлят
И ползет из недр души,
Что извечно гложет Землю
И толкает на ножи,
Что губило, заливало
Кровью страны всех веков,
Подходило, подступало
Пострашней любых врагов…
Внятно, четко, слово в слово
Входит в мозг и в сердце яд…
( Это памяти не ново! –
Души сами говорят –
Стеньки – Васьки – Емельяны,
Разлюбезный сердцу зов!.. )
Нет, не зажили те раны,
Ждали только нужных слов,
Да таких, чтоб стало сразу
Всё понятно и легко!..
Что ж, пойдем назад к рассказу –
Речь не наша, а его…
—v—
…”Кончил царствовать тиран –
Вековой исчез туман!
Наконец-то пробил час –
Пролетарии, заря
Светит радостно для вас!..
Нет жандармов!.. Нет царя –
Кончил праздновать свой пир
Царь, кровавый как вампир!..
Самодержца больше нет –
Вековой народный бред
Испарился навсегда
И деревня, города
Грудью полною вздохнут
Без кровавых царских пут!
Глас народа – глас страны
И отныне всем даны
Всюду равные права!
Не пустые, ведь, слова
Говорит простой народ!..
Ну, вот,
Для кого вы лили пот?
Для господ!
Лили кровь вы за кого?
Не для счастья своего –
За князей, за царский род,
За господ!..
Позади – одна тоска:
Пресня! .. Лена – прийска! ..
Легионы Салтычих –
Вспоминай почаще их!..
Неприступный становой
И урядник – тоже псих!..
Поп!.. Кулак!.. Городовой!..
Слёзы!.. Голод!.. Мордобой!..
Кровью политый режим
Был наживой одержим!..
Добрались вы до господ
И теперь – вперед!..
Долой преступную войну!..
Вам генералы не одну
О долге песенку поют –
Дать им штыки! Пускай идут
В окоп, в атаку, хоть куда –
Не ваша беда!..
Попы дурили вам мозги –
Товарищи, они враги!
О царстве Божием поют
И про какой-то Страшный Суд,
Елейно призывают вас
Терпеть… А ну-ка, вы сейчас
Гоните всех попов метлой
Долой!
Долой пузатого попа!..”
(Долбит тяжелая ступа,
Долбит, долбит в коробке –
Не клюнет только робкий! )
– “Долой буржуев, торгашей,
Гоните всех купцов взашей!..
Заводы, фабрики, земля –
Всё ваше!.. Паразит и тля
Помещик кровь народа пил –
Расправиться вам хватит сил!..
Да здравствует простой народ!
Организуйтесь и вперед!
Вперед рабочий и солдат,
Вперед крестьянин! Стройся в ряд!
Вперед! За радостной судьбой
Вали гурьбой!
Страна вся ваша!.. Все – цари!
Буржуев сколько? Раз, два, три…
А вас, товарищи, не счесть!..
Всем надо есть!..
Купчина, жадный мироед,
Не вас ли грабил? Да, аль нет?..
А ваши слёзы, кровь и пот
Дворцы воздвигли для господ!
Буржуй рабочего жалел?
Конечно нет!.. Так все, кто смел,
Награбленное – грабь! Все крой,
Вали за светлою судьбой!..
Всё ваше – вся страна для вас!
Товарищи, вставай все враз,
Единым фронтом навались –
Буржуй, держись!..
Довольно крови господам!
Вся власть народу, то есть – вам!..
А тех, кто станет на пути,
Смести!
Товарищи, всё для народа!
Даешь свободу!”
– “Эх ты-и! Крепче кто бы мог!” –
Загорелся паренек,
– “Баста!.. Всё таперь моё!..
Жаль, вон, барыню туё
Отпустили просто так…”
Кто-то рядом: – “не дура-а-ак!
Ты б дорваться только рад,
Так и жрал бы шокалад!..
А тут надобно закон.”
Похохатывал перрон.
Паренек расправил грудь:
– “Нам бы барских щец хлебнуть…”
Проглотил слюну, чихнул,
Криво, гадко хохатнул
И, поёжившись слегка:
– “Близко было от греха…
А в другой раз не зевнем,
Вдосталь барских щец хлебнем!..”
Тот же голос снова встрял:
– “Ты чего ж, милдй, зевал?
Глянь-ка, братцы, богатырь!
Да за энто и в Сибирь!..
Кто ж те сильничать-то даст?..
Не про то совсем был сказ –
Сказано про нову власть,
А ты, сдуру, разом – шасть!
Так до лакомства и лезть…
Барыня-то – честь по честь,
С красным бантом, чать, пришла,
По добру, а не со зла,
Вроде, быдто, за слабоду –
Для народу…”
Помутнел парнишкин взор,
Он уставился в упор:
– “Ты чаво?.. Горой за бар?..
Ляпну – разом выбью пар!
Аль не пробовал кулак?!..” –
И “растак его, растак”!..
Но законник в спины – шасть
И успел в толпе пропасть.
А перрон шумел, гудел…
(Пиджачек не зря радел –
Кашу густо заварил!
Видно, впрямь, он гений был!)
—v—
Раскройте уши и глаза –
Сейчас пойдет как на экране
“Великолепная гроза”…
Уже здесь грома наростанье,
Уже сгустились в небе тучи
И отдаленный слышен вой,
То ветер злобный и колючий
Взметает всё перед собой…
Но любо, дорого народу
До хрипоты по всей стране
Кричать: – ура! Даешь свободу!
Мечтать и видеть как во сне –
Она!.. Великая!.. Светла!..
Пришла желанная! Пришла!
Даешь свободу!
Published by the author Paul Soohatin of seven darvall street Balmain N.S.W. All rights reserved.