Продолжение. Начало в «КД» №231, май 2019
В ходе переговоров, состоявшихся в Берлине 12-13 ноября 1940 г., выявилось абсолютное несовпадение позиций сторон по финляндскому вопросу. Беседа происходила в стиле «диалога двух глухих». С монотонностью заевшей грампластинки Молотов раз за разом повторял два тезиса: Финляндия входит в советскую сферу интересов, и поэтому СССР вправе безотлагательно приступить к «разрешении финской проблемы». Гитлер же, все более и более раздражаясь, отвечал, что немецких войск в Финляндии нет, транзит скоро закончится, но новой войны в районе Балтийского моря Германия не потерпит.
Примечательно, что ни Гитлер, ни Молотов даже не сочли нужным вспомнить о существовании мирного договора между СССР и Финляндией, заключенного в Москве 12 марта 1940 г. Хотя что же тут удивительного? Авторитетные паханы собрались для конкретного базара; о никчемных бумажках, подписанных с лохами, говорить при таких встречах на высшем уровне как-то и не принято…
В конце 1940 г. возможности Германии по оказанию вооруженной поддержки Финляндии были, в сущности, ничтожно малы. На территории самой Финляндии немецких войск в количествах, заслуживающих внимания и упоминания, не было вовсе. Весьма немногочисленная группировка немецких войск в Норвегии отнюдь не бездействовала, а решала задачи обороны побережья (общей протяженностью более 2,5 тыс. км) от возможного английского десанта, угроза которого чрезвычайно сильно действовала на Гитлера. Абсолютно нереальной была бы попытка начать наступление на западных рубежах СССР в ситуации зимы 1940-1941 гг., т.е. тогда, когда стратегическое сосредоточение немецких войск на Востоке не только не завершилось, но практически еще и не начиналось.
И тем не менее у Сталина не хватило ни смелости для того, чтобы «вторгнуться, разгромить и овладеть» Финляндией, невзирая на «предупреждения» и угрозы Гитлера, ни государственной мудрости для того, чтобы перейти к мирному сотрудничеству с северным соседом.
1941 год начался с новых попыток экономического и политического «прессования» Финляндии. Безо всяких законных оснований Москва потребовала передачи никелевых рудников Петсамо совместному предприятию, в котором 50% акций принадлежало бы советской стороне. Финляндия отказалась. После этого советское руководство в одностороннем порядке денонсировало торговое соглашение, заключенное с Финляндией летом 1940 г., и прекратило поставки товаров, в том числе зерна.
Последствия такого шага могли быть самыми серьезными. Финляндия – богатая страна. Там много леса, целлюлозы, того же никеля. Люди, однако, не могут питаться бумагой и нержавеющей сталью. Даже при хорошем собственном урожае Финляндия вынуждена была ввозить порядка 20 тыс. тонн зерна в месяц, не говоря уже о бензине, каменном угле, каучуке, текстиле и иных видах промышленного сырья. После оккупации Норвегии и установлении фактического господства германского флота в Балтийском море транспортные коммуникации Финляндии с Европой и США были почти полностью разорваны. Без поставок зерна из СССР Финляндия оказалась на грани голода.
Удивления достойно то упорство, с которым Сталин и Ко пытались «прижать Финляндию к стенке», не понимая и не замечая того, что в «стенке» есть «дверь», в которую они и выталкивали Финляндию. Эта «дверь» вела ко все более и более тесному сотрудничеству социал-демократической страны с гитлеровским Третьим рейхом. Лучшего подарка Гитлеру, чем приостановка поставок зерна в Финляндию из СССР, трудно было и придумать. В создавшейся в начале 1941 года ситуации Германия немедленно «подставила плечо» очутившейся на пороге голода Финляндии. По оценке Маннергейма, уже весной 1941 г. «90% всего импорта страны шло из Германии». Надо ли доказывать, что такая степень экономической зависимости де-факто лишала Финляндию статуса суверенного и нейтрального государства. Впрочем, именно в этом – в ликвидации финляндского суверенитета – и состояла неизменная цель сталинской политики, правда, в силу крайней некомпетентности и недальновидности (по-русски можно сказать короче и проще – глупости) кремлевских правителей Финляндия превращалась при этом отнюдь не в «советскую республику», а в союзника гитлеровской Германии.
Как и следовало ожидать, результаты сталинской политики оказались прямо противоположны замыслу. Финское руководство, тайно проинформированное Берлином о ходе и итогах переговоров Молотова с Гитлером, заняло предельно жесткую позицию, и попытка шантажа, не подкрепленного на этот раз реальной готовностью начать войну, с треском провалилась. Финляндию не удалось ни «воссоединить» с советской Карело-Финляндией, ни превратить в мирного, дружественного соседа.
Апрель-май 1941 год стал переломным моментом в истории Второй мировой войны и советско-германского противоборства как одного из главных факторов, определяющих ход этой войны. Несмотря на то, что историки пока не могут назвать точные даты и процитировать основополагающие документы, множество «косвенных улик» позволяет с большой долей уверенности предположить, что именно в мае 1941 г. в Москве было принято решение начать крупномасштабную войну против Германии, причем не когда-то в неопределенном будущем, а в июле-августе 1941 г. С момента принятия такого решения советско-финляндские отношения отошли на второй (если не десятый) план перед лицом надвигающихся грандиозных событий. Прежде всего предстояло (как было сказано в майских «Соображениях о стратегическом развертывании Красной армии») «разгромить главные силы немецкой армии» и «овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии». Ну а после победы над Германией превращение Финляндии в советскую республику стало бы неизбежным и неотвратимым.
7 июня 1941 г. началось развертывание немецких войск на территории Финляндии. Первой границу между Норвегией и Финляндией пересекла моторизованная бригада СС «Норд». 5-14 июня 169-я пехотная дивизия вермахта морским путем была переброшена из Германии в финский порт Оулу, а оттуда по железной дороге перевезена в район заполярного Кемиярви. Бригада СС «Норд», 169-я пехотная дивизия и приданные им части были сведены в 36-й армейский корпус. Вплоть до утра 22 июня 1941 года 36 АК был единственным соединением немецких сухопутных войск на территории Финляндии.
Утром 22 июня горнострелковый корпус генерала Дитля (2-я и 3-я горнострелковые дивизии) перешел норвежскую границу, взял под свой контроль Петсамо и начал выдвижение в исходный для наступления на Мурманск район. Таким образом, к 25 июня 1941 г. на территории северной Финляндии находилось уже четыре немецкие дивизии.
Таковы факты. На их основании можно сделать следующие выводы. Во-первых, вплоть до рубежа мая-июня 1941 г. ситуация была вполне многовариантной. Никаких обязывающих соглашений (пусть даже тайных, пусть даже подписанных на уровне полковников и генералов) в тот период между Германией и Финляндией не было.
Во-вторых, и это несравненно более значимо, главной военной силой на территории Финляндии была финская армия. Именно это обстоятельство, именно право силы имело решающее значение в той обстановке, которая сложилась в Европе на втором году мировой войны. Две, а затем четыре немецкие дивизии, развернутые в Заполярье, были отделены от столицы государства, основных промышленных центров (с 9/10 населения) тысячекилометровым пространством безлюдных лесов, болот и заполярной лесотундры. Ни о каком военном, силовом давлении немцев на финское руководство в такой ситуации не могло быть и речи. В такой ситуации влиять вооруженным путем на принятие политических решений в Хельсинки немцы не могли.
Конечно, решение о вступлении в войну против Советского Союза было принято в Хельсинки, и именно финское руководство несет за него ответственность. В этом смысле нельзя согласиться с выдвинутой рядом финских историков концепцией «бревна, увлекаемого водным потоком». Именно в конце весны 1941 года, именно в тот момент, когда две тоталитарные диктатуры приготовились вцепиться в глотку друг другу, у Финляндии появилась определенная возможность для политического маневра, для принятия самостоятельных решений.
НО! С другой стороны, именно потому, что ключевые решения принимались не в Берлине, а в Хельсинки, у советского руководства была реальная возможность договориться с правительством Финляндии и обеспечить спокойствие на финской границе мирным путем. Молотову вовсе не нужен был Гитлер в качестве «посредника» на переговорах с Рюти и Маннергеймом. Достаточно было наличия доброй воли и желания. И это отнюдь не запоздалые советы дилетанта. Сам товарищ Сталин сформулировал эту идею следующим образом:
«СССР придает большое значение вопросу о нейтрализации Финляндии и отходу ее от Германии… В этом случае Советское Правительство могло бы пойти на некоторые территориальные уступки Финляндии с тем, чтобы замирить последнюю и заключить с нею новый мирный договор».
Отличное предложение. Подлинный пример государственной мудрости, которая подчиняет себе мелочные соображения личных амбиций и пресловутого «престижа». К сожалению, о своей готовности «пойти на некоторые территориальные уступки» и заключить с Финляндией «новый мирный договор» товарищ Сталин заявил (в письме президенту США Ф. Рузвельту) лишь 4 августа 1941 г. 4 августа финская армия уже полностью освободила все аннексированные территории в Приладожской Карелии и начала наступление на Карельском перешейке. Опыт первого месяца 2-й советско-финской войны давал уже вполне конкретные основания для предположения о том, чем это наступление закончится. В такой ситуации «цена вопроса» неимоверно возросла, и немедленное восстановление границы 1939 г. стало бы минимальным условием начала переговоров (в то время как еще два месяца назад это был бы максимум, на который в Хельсинки не могли и надеяться).
В мае-июне 1941 г. цена «замирения» Финляндии могла быть очень скромной. До тех пор, пока Красная армия не потерпела сокрушительное поражение, Сталин мог вести переговоры с позиции сильного, но великодушного богатыря. Возможно, тогда удалось бы достигнуть мирного соглашения и без полного возврата всех аннексированных территорий. Но ничего подобного сделано не было. Стабильность северного фланга общего фронта Красной армии решено было обеспечить не дипломатическим, а военным путем. Высшее военно-политическое руководство СССР решило, что 15 стрелковых дивизий и двух мехкорпусов Ленинградского округа (Северного фронта) будет вполне достаточно для «нейтрализации Финляндии». Вообще-то товарищ Сталин еще в апреле 1940 г. объяснил самому себе и своим генералам, что «наступление финнов гроша ломаного не стоит». Выступая с заключительным словом на Совещании высшего комсостава Красной армии, он говорил:
«… Финская армия очень пассивна в обороне, и она смотрит на линию обороны укрепленного района, как магометане на Аллаха. Дурачки, сидят в ДОТах и не выходят, считают, что с ДОТами не справятся, сидят и чай попивают…. Как наступление финнов, то оно гроша ломаного не стоит. Вот три месяца боев, помните вы хоть один случай серьезного массового наступления со стороны финской армии? Этого не бывало… Финская армия не способна к большим наступательным действиям…».
На рассвете 25 июня 1941 г. советское руководство преподнесло финским сторонникам войны-реванша такой подарок, о каком те не смели даже мечтать. Авиация Северного фронта и ВВС Балтфлота нанесли массированный удар по аэродромам, железнодорожным узлам, городам и портам Финляндии. Безобразно организованная – и еще более безобразно выполненная – операция завершилась позорным провалом.
Только на одном финском аэродроме (Турку) был выведен из строя один-единственный самолет. По странной иронии судьбы им оказался трофейный советский бомбардировщик СБ. Все остальные «удары по аэродромам» были или вовсе безрезультатны, или привели к тяжелым потерям нападающих. За два дня ВВС Северного фронта и ВВС Балтфлота потеряли безвозвратно 24 бомбардировщика. Основные аэродромы базирования финских истребителей (Пори, Хювинкя, Весивехмаа, Йоройнен, Наараярви) совершенно не пострадали. Большая часть экипажей советских ВВС или вовсе не нашла запланированные цели, или отбомбилась по летным полям с высоты 3-6 км, что совершенно исключало возможность поражения точечных целей. В то же время значительные разрушения и жертвы были в жилых кварталах финских городов (особенно пострадали Турку и Хейнола).
Под аккомпанемент взрывающихся в пригородах Хельсинки бомб премьер-министр Финляндии Рангель с трибуны парламента заявил: «Состоявшиеся воздушные налеты против нашей страны, бомбардировки незащищенных городов, убийство мирных жителей – все это яснее, чем какие-либо дипломатические оценки, показало, каково отношение Советского Союза к Финляндии. Это война. Советский Союз повторил то нападение, с помощью которого он пытался сломить сопротивление финского народа в «зимней войне» 1939-1940 г.г. Как и тогда, мы встанем на защиту нашей страны…».
Вечером 25 июня парламент принял решение считать Финляндию находящейся в состоянии войны против СССР.
Через несколько дней Маннергейм отдал финской армии приказ №1, в первых строках которого был лаконично и точно подведен итог драматического противостояния предыдущих месяцев:
«Солдаты Финляндии!
Наша славная Зимняя война завершилась тяжелым миром. Несмотря на заключенный мир, наша страна явилась для врага объектом беззастенчивых угроз и постоянного шантажа, что вместе с преступным подстрекательством, направленным на подрыв нашего единства, показывает, что враг с самого начала не считал мир постоянным. Заключенный мир был лишь перемирием, которое теперь закончилось…».