Игорь Петренко, учредитель “Uniting Generations”
Королева Харбинского бала 2009
Сегодня я хочу представить вам замечательную пару наших соотечественников, живущих в далекой Австралии – Костю и Риту Нетребенко, с которыми мне посчастливилось встретиться в мае 2009 г. на Харбинском балу. Рита была настоящей королевой этого бала. Именно благодаря энергии, таланту, доброте и инициативе этой славной пары – харбинцам по происхождению, людям русской души и веры – осуществилось общее желание русских побывать в родном Харбине спустя много-много лет. Сегодня мы публикуем историю из семейного архива Кости Нетребенко.
Загадочная история исчезновения дочери первого зубного врача Харбина
Костя Нетребенко, Сидней, 2021
Давно я обещал прислать что-либо из истории своей семьи для вашей рубрики. Речь тут пойдет о Зинаиде Нетребенко, дочери Максима Яковлевича Нетребенко от первого брака, исчезновение которой так и осталось загадкой. Вытащено из архива семейной истории, по памяти, со слов родителей и родственников в Харбине и за границей.
Харбин – веселый город,
Харбин – веселый город,
В далеком Маньжуго,
Теперь Мань-Джу-Ди-Го.
Дом, где жила семья Нетребенко, стоял в Новом Городе, на Глухой улице, 42 – в районе, расположенном среди таких стратегически важных объектов, как: Харбинский вокзал, Управление железной дороги, Харбинский политехнический институт, Свято-Николаевский собор, ну и, конечно, булочная «Пулковник» рядом с обширным зданием Польского клуба. Это был центр царства КВЖД. Неподалеку находилось Офицерское собрание, Гранд-отель и один из красивейших особняков города – трехэтажный дом господ Щербаковых. Как говорится, живи – не хочу. Тут и появилась на свет маленькая Зина. Быстро росла здоровым и очень умным ребенком, играя с соседскими детьми. Когда ей исполнилось 10 лет, родители решили отдать ее в английский интернат в городе Чифу. Почему-то именно там находились эти иностранные учебные заведения. В Харбине в те времена было модно отсылать молодых людей в такие вот интернаты в соседние города или еще дальше – за границу, в США или Англию, где они могли изучать, кроме обычных наук, еще и иностранные языки: английский, французский, немецкий и другие. Замечу, что эта «мода» была доступна не каждому смертному харбинцу. Стоимость обучения была велика, и далеко не все могли себе позволить дать такое образование своему чаду.
На летние каникулы Зина приезжала домой, в Харбин, иногда прося родителей «приютить» на лето какую-нибудь подружку. Родители соглашались, иногда неохотно: хотели использовать любую возможность побыть вместе с дочерью в течение короткого времени каникул. Летели годы, и вот Зина вернулась домой высокой, стройной девушкой, с дипломом, открывающим ей дорогу в жизнь. Так и случилось на самом деле. В те времена в Китае и на Дальнем Востоке России «царствовала» известная немецкая фирма «Кунст и Альберс», поставляющая в эти районы европейские товары и вывозящая в Европу бобовый жмых. Там мощные европейские прессы выжимали больше масла, чем китайцы, принося компании солидные барыши. Кто-то из многочисленных пациентов отца, узнав, что дочь М.Я. завершила обучение и вернулась домой, посоветовал ему обратиться в эту контору в поисках подходящей для нее работы. Также выяснилось, что Иван Иванович Селюк (близкий родственник матери Зины) занимает там видное положение и сможет изрядно пособить в смысле рекомендации. Казалось, все благоприятствует этому проекту. Уже на второй день после визита в «Кунст и Альберс» Зина приступила к работе. Это была роковая дата, изменившая вскоре не только ее жизнь, но и жизнь всей семьи Максима Яковлевича Нетребенко.
Год 1932. Японские войска занимают Маньчжурию. Город Харбин попадает под оккупацию. Оккупанты юридически перестраивают страну на новый лад – такой она просуществует без малого 10 лет. Во главе они ставят последнего оставшегося в живых китайского императора Пу И. Государство стало называться Мань-Чжу-Ди-Го, времяисчисление также поменяли согласно новому порядку. Например, я родился в марте 8 года Мань-Чжу-Ди-Го, во время царствования императора Пу И… И никак не иначе!
Император Пу И красив собой, страшно любит русских женщин (о чем говорят многочисленные фотографии) и балы, которые он с удовольствием посещает как глава государства. Фактически же почти бесправный император находится под полным контролем японцев.
В то же время многое остается прежним: въезд и выезд за границу открыт, товары с рынка не убывают, иностранные труппы и артисты выступают на городских сценах.
Все идет своим чередом. Зина справляется со своими обязанностями в «Кунст и Альберс», вполне счастлива и беззаботна. Зато у ее родителей появляется повод для беспокойства, ведь с первых же дней работы ее провожает домой какой-то дядька. Приятной наружности, элегантно одетый, выглядит много старше ее. Оказалось, он занимал какую-то ведущую позицию в компании и подружился с молодой Зиной. Еще быстрее, чем этого ожидали родители, она испросила позволения пригласить его в дом. Ну, и скоро пара изъявила желание справить свадьбу, что и было сделано. Им была отведена одна из обширных комнат в доме у отца. И жизнь потекла дальше, казалось, что нет преград для счастья молодой пары. На самом же деле человек предполагает, а Бог располагает.
Вскорости семейные события развернулись таким образом, что если бы этот сюжет дали английскому писателю Фредерику Форсайту, автору таких замечательных историй, связанных с нашей страной, как «Досье «Одесса», «Дьявольская альтернатива», «Четвертый протокол», «Икона», то он, наверное, написал бы еще один бестселлер.
Молодые, ни в чем не нуждаясь, могли позволить себе роскошную светскую жизнь: посещали концерты, крестины, именины, оперы и балы. Вот тут-то, на одном из балов, устраиваемых обществом БРЭМ (Бюро русских эмигрантов Маньчжурии), Зина и попалась на глаза «великому императору». (Кстати, БРЭМ не пользовался большой популярностью, будучи жандармским заведением на службе у японцев.)
В течение вечера император не спускал с нее глаз, прислал «гренадеров императорской стражи» пригласить их с мужем к себе за стол и заручился у Зины заверением, что это не последняя их встреча. Что вызвало наигранное недовольство ее мужа и зависть светских дам, мечтавших войти в среду императорской фамилии. В основном это были жены и родственницы белых генералов и офицеров.
Не прошло и двух недель, как японский военный курьер на мотоциклете подкатил к дому М.Я. Нетребенко и передал приглашение императора на имя Зины и ее мужа на очередное празднество Японской миссии и БРЭМа. Внизу приглашения стояла лаконическая надпись: «Подберу за час до встречи».
Максим Яковлевич страшно рассердился, заявив: «Туда-то вы никогда не пойдете!» К большому удивлению семейства, Зинин муж Карл (я вспомнил его имя на днях, моя жена Рита принесла одну из серебряных вещиц, оставшихся в семье, гравировка гласила: «Карл», а с другой стороны: «Зина») не только не противоречил, а, казалось, наоборот, ликовал такому развитию событий. Странное поведение со стороны мужчины в такой ситуации…
Когда подкатил императорский лимузин, Максим Яковлевич в своем белом халате вышел поинтересоваться, за что, мол, удостоены мы таким большим вниманием Его Императорского Величества?
Сопровождавший шофера офицер сказал, что ему поручено доставить мадам Зину и ее мужа на бал, устраиваемый БРЭМом и Японской миссией. На это М.Я. любезно ответил, что он, как отец мадам Зины, страшно польщен, но как доктор, должен с сожалением заявить, что мадам Зина выйти из дома не может, будучи страшно больной. А вот ее муж с величайшим удовольствием посетит это сборище великих вельмож. Конечно, муж поспешил отказаться.
Офицер откланялся, и лимузин укатил, а Карл в бешенстве кричал: «Что вы наделали?! Сейчас нас арестуют! Моя карьера рухнет, великие тайны станут явными! Моя страна мне этого не простит, потому что вы… вы… из-за вашего пренебрежения к японской нации… Но мы, мы можем сделать гораздо больше, немного потерпев. А там, в кругу императорских гостей, можно столько узнать!»
М.Я. смотрел на Карла, понимая, что перед ним не просто продавец компании «Кунст и Альберс». Действительно, тут попадешь в Японскую секретную миссию, а оттуда не возвращаются живыми. В лучшем случае тело выдадут, извинившись, мол человек заболел и вылечить его не было никакой возможности. Да и Карл бросил фразу вроде: «…не мне это объяснять».
После этого случая зять с тестем перестали разговаривать, вместе не ужинали, счастливый уклад жизни в доме был нарушен. Молодые еще не раз посещали всякого рода съезды с императором, пока вдруг в один прекрасный вечер Зина не заявила, что завтра они уезжают в Гонконг, куда Карла якобы переводят по работе. Отец и мать только всплеснули руками: вот тебе на!..
Забрав маленькие чемоданчики, пара на рассвете ушла, вероятно, к вокзалу, который находился в 10 минутах ходьбы от резиденции доктора Нетребенко. Поездом до города Тяньцзинь, а там на японский пароход до Гонконга – так думала мать Доменика, иначе думал отец. Любил говорить: «Свежо придание, но верится с трудом». Приказал бойке – китайцу, жившему в доме, собрать все вещи в комнате, где жили молодые, и сжечь в топке парового отопления, ничего не утаить. И это включая письма, бумаги, фотографии, хотя их было и немного. Бойка убивался, на русском (так говорили китайцы) плакался: «Куда ходи мадама Зина, куда ходи капитана Кала, холошие веши не надо шигати», – рассказывал отец. Но самое страшное было впереди…
В очередную субботу императорский лимузин, уже как к себе домой, подкатил к дому, и офицер, немного задержавшись, вошел в открытую дверь. Встретившись с бойкой, по-китайски, спросил, готовы ли молодые. На что тот испуганно указал на М.Я., занятого с пациентом, несмотря на поздний субботний вечер.
– Нет их, уехали в Гонконг, – сказал М.Я.
Офицер присел, обычная манера проявлять удивление у японцев: «Уехали? Как така?!» – от неожиданного известия он забыл хороший русский.
– Вот така, уехали.
Офицер убежал, на ходу что-то крича шоферу. Меньше чем через час 4 мотоциклета с колясками и солдаты в форме японской военной миссии практически ворвались в дом. Офицер заявил: «Нам надо искать!»
– Ищите, – ответил отец, – ищите вчерашний день…
Обыскав дом и допросив перепуганного до смерти бойку, офицер сказал отцу, что они его забирают на дознание по случаю исчезновения дочери и зятя. Попрощавшись с женой, он сел в коляску мотоциклета. Точно такой же мотоциклет имел и он, редкость в Харбине в те годы. Поймал себя на мысли, что никогда в коляску не садился. Подумал: докатался!
На допросе отвечал все, что знал, честно, о чем только догадывался – не говорил, конечно. К утру отвезли его домой, поблагодарив за содействие великому государству Мань-Чжу-Ди-Го. Держать известного в городе человека под следствием японцам было не в стать (в то время они еще были гуманными с иностранцами). И тут сага о молодой, умной, красивой Зинаиде Максимовне Нетребенко с большими надеждами на будущее прерывается…
Вскорости японцы закрыли выезд и въезд в Мань-Чжу-Ди-Го. Приближалась Вторая мировая война. Секретная японская миссия не забыла про инцидент, связанный с дочерью Максима Яковлевича. Видимо, помимо увлечений императора и роскошных балов Японской миссии и БРЭМа, существовал тайный надзор, главным образом среди европейского населения, связанного какими-то узами с СССР.
Мирный договор о ненападении между Японией и Советским Союзом был в силе, но, насколько я помню, всегда шли разговоры о желании Японии расширить свои владения до гор, отделяющих Азию от Европы. Якобы по ту сторону Урала будет царить всесильная свастика. Не раз летом, проходя мимо японской школы, я слышал учителя русского языка, задававшего японским детям вопрос: «А где ты будешь жить»? И дети хором отвечали на ломанном русском: «На Ураре». Далее он задавал им следующий вопрос: «А где ты будешь купаться»? И дети хором отвечали: «На Байкаре». Все уже было решено – оставался только вопрос времени.
А время шло, и соответствующие органы воюющих стран напряженно работали. Работала и японская т.н. секретная миссия. Сделав промах, упустив Карла, они пытались найти новые нити.
Каждую вторую среду месяца, окончив дообеденный прием больных, Максим Яковлевич посещал зубоврачебную лавку на Большом проспекте и углу Новогородней. Весь этот проход занимал у него не более получаса, т.к. было в его манере ходить очень быстро, опираясь на тросточку из какого-то фиолетового дерева, с серебряным набалдашником в виде монеты с головой неопознанного китайского императора. Во времена японской оккупации этот набалдашник был зашит в кожаный футляр. Видимо, неопознанный император был не очень дружелюбным к японцам. Тросточка сохранилась по сей день.
В эту среду, подходя к собору Святителя Николая, он издалека заметил фигуру японца в штатском, идущего прямо к нему. Это оказался офицер, однажды приезжавший в лимузине императора. Видимо, ему было поручено восстановить потерянный контакт. После короткого «радостного» приветствия, офицер идя рядом, начал свое повествование о том, как хорошо живется в «нашем» городе, где все жители довольны, и так далее.
Затем он быстро сменил тему, сказав, что встреча не случайна и совершенно конфиденциальна. Нежелательно, чтобы кто-либо видел их вместе. И что ему хорошо известно, что др. Нетребенко много лет был успешным председателем Украинского сообщества: за время его председательства был построен многоэтажный дом для нужд этой организации, а в двадцатых годах на старом харбинском кладбище была воздвигнута украинская церковь Св. Покрова. Еще офицер добавил, мол, мы знаем, что во время стихийного бедствия в центральном Китае ваша организация собирала колоссальные средства для местных крестьян. И даже вы сами с группой ваших соотечественников работали в этих затопленных районах, оказывая первую помощь пострадавшим.
– Вы очень активный, уважаемый гражданин и могли бы быть нам очень полезны, получать приличную компенсацию и заслужить благосклонное отношение Его Славности Императора Страны Восходящего солнца, – закончил японец.
Видя негодование доктора, агент поспешил добавить, что даже то обстоятельство, что дочь Зинаида тайно скрылась со своим ненадежным мужем, будет вычеркнуто из доноса.
– Вот мой магазин, я у цели моей сегодняшней прогулки. До свиданья, до свиданья, – и М.Я. скрылся за дверью.
Голова его кружилась. Он знал, что отделаться от японского предложения будет нелегко. И все же ответ его всегда был один: «Я дантист и менять профессию не собираюсь, мне уже не двадцать лет». Через две недели японец снова встретил его около собора Св. Николая – в третий и последний раз. Изменив тактику, он сказал:
– Вы помните, этот приезжий русский артист, кажется, г-н Дольский, исполнил чудесную песню про наш город? И как гуманно его попросили покинуть наш замечательный город?
Песню знали все…
Харбин – веселый город, Харбин – веселый город
В далеком Маньжуго, теперь Мань-Джу-Ди-Го.
Живется там привольно, все жители довольны,
Все жители довольны, хотя и далеко.Там живут макаки*, они одеваются в хаки*,
Они едят каки*, они пьют саки*
И ездят на моче*.
Максим Яковлевич ответил:
– Да, я бывал на его выступлениях, но никакой песни не слышал.
Японец махнул рукой. Эту песенку, конечно, знали все русскоговорящие жители Харбина. Отказавшись от щедрого японского «предложения», М.Я. Нетребенко уцелел, когда в 1945, во время допроса, на вопрос, встречался ли он с агентом К., ответил:
– Да, он меня встречал. (Агент К., вероятно, сам Акикуса Сан.)
– Зачем встречал?
– Предлагал работать в японской военной миссии. Понятно, что я отказался, а то мы бы с вами тут не говорили.
Взглянув в папку какого-то отчета, советский офицер промычал:
– Так оно и есть. Идите, вы свободны.
Это был третий арест. Папка эта была, вероятно, доносом сотрудников БРЭМа японской военной миссии. Там есть фраза доносчика, что М.Я.Н. с агентом К. встречался и беседовал. О чем говорили, услышать не удалось. Впоследствии папку я смог заполучить, когда Маара Мустафина вела изыскания в уже заброшенном архиве г. Хабаровска для своей книги «Секреты и шпионы». Она, помня нашу старую дружбу с ее отцом Алексом, любезно отозвалась на мою просьбу поработать на тему Максима Яковлевича Нетребенко и, вернувшись в Австралию, передала мне документы, из которых я много узнал о первом зубном враче города Харбина. Спасибо, Маара.
А время все шло, неумолимо стирая из памяти факты и события… да и зачем мальчику было запоминать, что, когда или почему. И кто мог подумать, что шесть десятков (даже больше) лет спустя придется перебирать все эти тревожные воспоминания, гадая, где ты, Зина, закончила жизненный путь, подаренный любящими родителями?
…Проходили годы, вдруг в один прекрасный день с криком радости в кабинет Максима Яковлевича вбежал бойка-китаец и, еле сдерживая дыхание, выдавил: «З-и-нн-ааа». Отец рассказывал, что, услышав это, хотел выйти в коридор, но ему стало плохо, и, если бы не бойка и пациент, он бы упал. Такого с ним никогда в жизни не случалось.
– Где же она? – оказалось, что бойка держит в руке письмо.
– Вот дурень, а! Ты что, издеваешься?!
Испугавшись, бойка заговорил на своем ломаном китайско-русском диалекте:
– Капитана, никуда не деваешься, писемо тута, я не потеряла!
Забыв про пациента, М.Я. склонился над письменным столом. На конверт наклеена советская марка. На обороте адрес: Архангельск. Он побежал внутрь дома.
– Доменика! Отыскался след Тарасов! Читай!
Письмо было короткое, помятое, со следами каких-то пятен. Почерк не той Зины, выпускницы конвента города Чифу. Руки отца дрожали, голос дребезжал. Письмо гласило:
Дорогие папа и мама.
Мы наконец на родине, большая радость. Расскажу все в следующем письме. Если вам нужна помощь, то мы всегда рады помочь, а пока пришлите нам вещи для украшения стола и ту маленькую вазочку, которой я так любила играть в огороде. Мы вас никогда не забывали… [и еще что-то в таком духе].
Подписано З и К.
Окрыленный радостной весточкой, отец вылетел на главную улицу города, Китайскую, где около театра «Модерн» всегда толпились «агенты» по всяким легальным и нелегальным делам. Среди них был Адик (забыл фамилию), пациент и друг дома. Вернувшись домой, М.Я. выложил жене все данные созревшего у него плана. Друзья сказали, что деньги там не работают, нужен только металл. Собрали семейное серебро и маленькую вазочку, с которой любила играть маленькая Зиночка (кубышка, закопанная в огороде). Вернулся к театру «Модерн» на другой день, где изрядно заплатил агентам за работу по доставке. Надежд на благоприятный исход этой операции было мало, но отец всегда действовал быстро и прямо, он был просто гений доброты. К тому же он часто приговаривал: «Где слышится горе – будь первым там!» Так вроде их учили в военном лазарете на военной службе. К великой радости и неописуемому удивлению родных, Зина вновь прислала письмо, где благодарила родителей и просила простить ее за содеянные грехи. Отец в таких случаях всегда отвечал: «Бог простит». Не совсем понятное для меня выражение. Что это? Прощение, или отказ простить, или просто уклонение от прямого ответа?
ПРОЩАЙ, ЗИНА!
Никогда, никогда больше никто не слышал о Зине и ее муже Карле, хотя и были моменты радужных вспышек надежды. На долгие годы осталось загадкой место, где ты закончила свой жизненный путь, дорогая. Вероятно, родилась ты под несчастливой звездой, и многое осталось неизвестно.
…Много лет спустя.
Арена военных действий перекинулась на Дальний Восток. Атомные бомбы сброшены на Японию, которая сдается на милость победителей.
Красная армия, перейдя границу, дошла до Харбина. Парашютный десант приземляется в порту города Тяньцзиня и захватывает пассажирский пароход, увозящий императора Пу И, его телохранителей, сопровождающую японскую гвардию, придворных и пр. в Страну восходящего солнца. У десанта задание – доставить императора во что бы то ни стало живым и невредимым в Хабаровск, миссия успешно выполняется. Император помещен в большой дом с тремя из своих служащих. Здесь он будет проживать в течение нескольких лет, пытаясь получить советское гражданство. Однако в этом ему будет отказано. По инициативе тов. Сталина Пу И передают тов. Мао в Пекин, где китайское народное правительство дает ему работу садовника в его же Запретном Дворце. Там он и умирает в семидесятых годах. Будь он православного вероисповедания, мы бы сказали: «Царство Небесное и вечный покой».
А между тем город Харбин живет, освобожденный от японского ига. Максим Яковлевич, как обычно, лечит и вставляет зубы. Масса офицеров, в том числе высшего военного состава, обращается к нему за необходимой помощью. Вызывающих симпатию он приглашает отобедать. Рассказывает про Зину. Многие обещают помощь, но растворяются бесследно где-то в неизведанных далях.
Один инцидент подает надежду… С предупреждением «Не задерживать!» является к нему маршал Василевский. Командует: «Как лучшего врача и техника прошу вас поставить мне золотые коронки как память о Харбине!» Осмотрев его зубы, М.Я. заявил, что этим зубам не нужны никакие коронки и опиливать их он не будет, по этикету того времени. А если уж так хочет маршал получить что-то на память, то пусть идет на Болотную улицу, на угол Зейско-Атамановской (там находились дешевые публичные дома). Долго смеялись, остался он на обед и, конечно, зашел разговор о Зине. Маршал взял данные и сказал: «Клянусь, что, покуда буду жив, буду искать ее»… и тоже растаял на необъятных просторах.
Казалось бы, надо поставить уже точку навсегда. Но нет, видно, еще не время…
ПОСЛЕДНИЙ ПРИВЕТ
В 2009 году по инициативе Николая Заико из Австралии, живущего последние 10 лет в г. Харбине, я и моя жена Маргарита устроили бал-съезд харбинцев на нашей «родине», в Китае, которую мы покинули 50 лет назад. Съехались более 250 человек – из Австралии, России, Кореи, Японии и других стран.
Русская пресса долго писала об этом событии, ну и Харбинская, конечно, тоже. Там мы встретились с Надей, редактором «Русской Атлантиды» в Екатеринбурге. Это был первый Русский бал в Харбине за последние 50 лет.
Долгое время после этого события нам приходили письма от людей из разных стран с просьбами найти информацию, адреса, контакты, соединить с кем-то и т.п. Мы, конечно, если могли, с радостью отзывались. Однажды ночью (это всегда бывает ночью), звонок по телефону… голос незнакомый, говорит следующее (имя и фамилия изменены мною):
– Меня зовут Иван Подгубный, звоню из Киева, хочу связаться с Константином или Маргаритой Нетребенко.
– Говорите, я Константин, чем могу быть вам полезен?
– Мой друг был на балу в городе Харбин и рассказал мне о вас.
– Очень приятно. Говорите.
– А ваша фамилия Нетребенко?
– Да, да, я же уже сказал.
Телефон продолжал:
– У вас была дочь Зинаида Нетребенко?
– Нет! – промелькнула мысль, что это какой-то шантаж, или… ответил. – Сестра…может, была… давно это было.
– А сколько вам лет?
– Что за допрос? – в шутку сказал я. – Я родился в восьмом году царствования императора Пу И в государстве Мань-Джу-Ди-Го.
Вместо смеха Иван просто выкрикнул:
– Так это вы, это она!
Вдруг телефонная связь оборвалась. Осталось только думать, что это?
И снова ночью, звонок из Киева. Другой голос, полушепотом:
– Я друг Ивана Подгубного… объясню, Иван работал (почему работал?) в Национальном банке. Там хранятся сокровища, когда-то принадлежавшие китайской династии Цинь. Последним из них был император Пу И. На днях специалисты по антиквариату компании «Сотбис» из Лондона посетили наш банк и пытались оценить хранящиеся тут китайские реликвии. Один сказал, цена им миллионы фунтов стерлингов. Тут были вещи, возраст которых около 6000 лет. Рассматривая одну из статуэток, мой друг увидел дарственную надпись, которая его поразила. Я понял, что он даже составил план возврата ее по назначению, не дожидаясь момента, когда эти артефакты будут возвращены Китайской Республике (если это случится). На статуэтке было написано по- русски: «Подарить Зине Нетребенко». И он решил, что хозяйкой должна быть она. Похоже, план не сработал.
Я спросил:
– Почему он ДУМАЛ? (прошедшее время?) Почему думал? И что случилось? – но разговор оборвался, телефон безжалостно пищал «пиу, пиу, пиу», а мне казалось – «пуи, пуи»…
Это был последний роковой привет. Возврата нет. Спросить не у кого.
Прощай, Зина.
P.S. Мое личное объяснение к эпизоду выше. Служащий государственного банка Украины во время осмотра старинных вещей, когда-то принадлежавших императорской династии Цинь и случайно оставшихся в г. Хабаровске после выдачи императора Пу И китайским коммунистам, заметил надпись и решил найти якобы хозяйку, чтобы разделить с ней выгоду при продаже на аукционе. По всей вероятности, и Подгубный, и его приятель пали жертвами охраны. Любопытный читатель, вероятно, спросит: «Каким образом эти исторические сокровища перекочевали из Хабаровска в подземное хранилище банка Украины?» Так как этот эпизод не является частью семейной истории, я считаю, что исследование его мною не имеет никакого смысла.
Записано со слов Максима Яковлевича Нетребенко и других членов семьи Константином Максимовичем Нетребенко 26.08.2017 в местечке Костарита, поселок Блакхис, Голубые Горы, Австралия.
* Объяснение диалекта:
- МАКАКИ – так враждебно называли завоевателей японцев;
- ХАКИ – японский материал;
- КАКИ – мы так, по-арабски, называли персимон (хурму);
- САКЭ – японская водка,
- МАЧЭ – экипаж на китайском языке.