Референт Галина Ивановна сообщила, что со мной хочет поговорить по телефону девушка по имени Татьяна. Я взял трубку, поздоровался и услышал взволнованный голос: «Геннадий Петрович, Вы меня, конечно, не знаете, но я хотела бы поговорить с вами о моём прадедушке». Она стала рассказывать о каких-то событиях русско-японской войны 1904-1905 гг., о фотографиях, но так сумбурно, что я толком ничего и не понял, короче, она попросилась на приём, и мы договорились о времени встречи… и вот в назначенное время в кабинет заходят сразу двое: Татьяна и её брат Антон.
Татьяна извинилась, что пришли вдвоём, но по одному вопросу. Они по очереди назвали свою фамилию – Пешковы. Я пошутил: «Наверное, каждый второй человек спрашивает Вас, не родственники ли Вы Максиму Горькому?» «Да, нет, – засмущались они, – Вы первый спросили».
«Ну а теперь перейдём к делу, – предложил я, – рассказывайте, с чем пожаловали».
Наперебой, мешая друг другу, они рассказали, что у них есть двоюродный дед Маркел Ситников, участник Великой Отечественной войны, профессор, ему уже 83 года, и он составил генеалогическое дерево своего рода. Сам он является внуком Герасима Ситникова, вахмистра казачьих войск, погибшего в русско-японскую войну 1904-1905 гг.
Татьяна и Антон передали мне фотографии Герасима, места, где он был похоронен и текст надписи на могиле.
С фотографии смотрел бравый казак в лихо сдвинутой набок фуражке, из-под которой выбивался пышный чуб. Погоны вахмистра с широкой поперечной лычкой, узкая полоска усов под немного вздёрнутым носом и серьга в левом ухе придавали портрету особый колорит.
Я вспомнил, что где-то читал о значении серьги в казачьем ухе. Кажется, это самый младший в семье казак – «кормилец», которого призывали на военную службу в случае крайней необходимости и которого всячески оберегали от превратностей войны остальные казаки. Ну а в нашем случае – получается, не уберегли.
На второй фотографии, по-видимому, неоднократно переснятой, просматривалась расплывчатая фигура человека в военной форме у густо заросшей травой могилы. Под фотографией текст, отпечатанный типографским способом с использованием дореволюционной грамматики. В приложении к фотографии я прочитал следующее содержание текста под фотографией могилы Ситникова Герасима Сидоровича. Фотография была передана командиром полка вдове Ситниковой Устинье Ефремовне.
«Могила Вахмистра… сотни 11-го Оренбургского казачьего полка Герасима Сидоровича Ситникова, Челябинской станицы, Шершневского посёлка, 3-го военного отдела Оренбургского казачьего войска, убитого в Манчжурии в русско-японскую войну при д. Конгаузы.
В знойный день 3-го июля 1905 года у деревни Конгаузы стоял пропускной казачий пост из 8 человек под руководством вахмистра Ситникова. Около полудня часовой этого поста заметил партию японцев – человек 15, пробирающихся пешими по оврагу, который подходит к деревне Конгаузы с юга. Получив от часового сведения о пробирающихся к посту японцах и имея основания предполагать, что японцы хотят срезать пост, Вахмистр Ситников со свободными шестью казаками скрытно направился навстречу врагу. Движения казаков были так скрытны и осторожны, что японцы увидели их только перед собой. Не давая времени опомниться растерявшимся японцам, Ситников выстрелом из револьвера положил японского офицера на месте, а казаки, произведя залп из винтовок, бросились в шашки. Эта внезапная атака до того ошеломила японцев, что они, спасаясь бегством, побросали сапоги и одежду, оставив на месте пять человек.
С восторгом возвращались удальцы-казаки на пост. Но радость их была непродолжительна: роковая пуля одного из лежавших коварных врагов сразила удальца вахмистра. На чужбине лёг и уснул он вечным сном, выполняя свято свой долг.
Пройдут года. Рука китайца сгладит могильный холм, и место зарастёт чумизой, но светлая память о геройском подвиге вахмистра Ситникова будет жить вечно в родных станицах.
Мир праху твоему, славный доблестный герой!»
Я ещё раз всмотрелся в фотографию с текстом и заметил в правом углу надпись мелким шрифтом. С помощью лупы удалось прочитать: «Негатив – собственность генерал-майора Угличинина». Я подумал, что, наверное, это и есть тот человек, кто запечатлён на фотографии у могилы вахмистра Герасима Ситникова.
Татьяна и Антон попросили меня узнать, сохранилась ли могила их пращура на китайской земле?
В своё время мы собирали материалы о захоронениях русских воинов той трагической для России войны и даже собирались издать мартиролог, т.е. список погибших и места их захоронения.
Я ещё раз обратился к собранным материалам. Обзвонил краеведов, и вот что выяснилось. В архиве музея Тихоокеанского флота хранятся дневники о переносе прахов в Манчжурии. В 1912 году по указанию императора Николая II была создана специальная комиссия по перезахоронению останков русских воинов, павших в боях с японцами в 1904-1905 гг. Могилы их были разбросаны по всей Манчжурии. Возглавил комиссию генерал Добронравов. Он же и вёл переговоры с китайскими и японскими властями. В его дневнике сообщалось о перезахоронении сотен братских и одиночных могил в Мукденском и Ляоянском районах.
К сожалению, до настоящего времени кладбища российских воинов не сохранились, о чём я и сообщил Татьяне Пешковой.
Пророческими оказались слова из текста под фотографией вахмистра Герасима Сидоровича Ситникова: «Пройдут года. Рука китайца сгладит могильный холм…, но светлая память о подвиге Ситникова будет жить…»
Недавно я закончил работу над третьей книгой «Русско-японская война 1904-1905 гг. на почтовых открытках». В ней казакам отведён целый раздел. Это и бытовые сценки на привалах, и изображения лихих кавалерийских атак, и колоритные портреты.
Мне удалось также разыскать открытку, на которую я не могу не смотреть со щемящей грустью.
На заросшей высокой травой сопке стоит одиноко простой деревянный крест с табличкой, рядом – проводник-китаец в шапочке и с длинной косой ниже пояса. Он держит в одной руке саквояж, опираясь другой на тросточку. По склону сопки устало поднимается молодая женщина в чёрном траурном платье и шляпе. Ветер развевает длинный шлейф чёрного шарфа. Придерживая маленькую шляпку и крепко вцепившись в руку матери, еле поспевает за ней девочка лет пяти. За ними бредут пожилой офицер в наглухо застёгнутой шинели, с траурным венком и его жена, из-под чёрной шляпы которой выбиваются поседевшие волосы. Эта открытка была выпущена в двух вариантах. На одной из них не было никакой надписи, а на второй – лаконичное: «У родной могилы».