В мире есть царь: этот царь беспощаден, Голод названье ему…
Царь-голод. Выражение из стихотворения Н.А. Некрасова «Железная дорога» (1865)
Игорь Петренко,
редактор и учредитель «Клуба Директоров»
Cъесть человека не считалось преступлением
26 сентября советское правительство обратилось к международному сообществу с просьбой о содействии в борьбе с голодом. «Российское правительство, – говорилось в ноте, – примет любую помощь, из каких бы источников она ни поступила, совершенно не связывая ее с существующими политическими отношениями». В тот же день В.И. Ленин написал обращение к мировому пролетариату, а еще ранее (13 июля) Максим Горький с ведома руководства страны призвал общественность Запада не допустить массовой гибели людей в России. А на следующий день, когда первая партия продовольствия от ARA поступила в Россию и члены Помгола собрались для встречи с Каменевым, все общественники, за исключением двух человек, были арестованы ЧК. Через прессу их обвинили в контрреволюционных деяниях. Все ожидали смертной казни, но спасло вмешательство Нансена; выпущенные из тюрьмы были высланы: кто за границу, кто в отдаленные места России.
Голод 1921 года – прививка от большевизма
Первая мировая война привела к продовольственным проблемам почти во всех странах – участницах конфликта. Но поначалу не для России. Остановка экспорта оставила без русского зерна Германию и Антанту. А в Российской империи дешевого хлеба было вдоволь. Суточный солдатский паек составлял 1200 г хлеба, 600 г мяса, 100 г жиров – несбыточная мечта советских солдат времен Великой Отечественной. Не бедствовал и тыл: например, если перед войной потребление сахара составляло 18 фунтов на душу в год, то в войну выросло до 24 фунтов. В 1916 и 1917 годах положение было уже не столь радостным. Цена на хлеб выросла почти вдвое, на мясо – в 2,5 раза. Еще сильнее подскочили цены на промышленные товары. Многие крестьяне стали хранить зерно, ожидая, пока вернется довоенный паритет цен. Добавились сбои в работе транспорта и ситуативная нехватка продовольствия в крупных городах. Одно из таких событий в Петрограде, в феврале 1917 года, стало катализатором уличных беспорядков, солдатского бунта и, как следствие, свержения царской власти.
У пришедших к власти большевиков было 2 пути выхода из создавшейся ситуации. Первый – восстановить транспорт и заинтересовать крестьян-производителей в сдаче зерна государству, чтобы хлеб стал доступен во всех фабрично-заводских городах. Второй предполагал реквизицию хлеба у крестьян как наказание не только за его укрывательство, но и «неправильное» классовое происхождение владельцев.
С середины 1918 года советская власть уверенно шла вторым путем. В сельскую местность выдвигались продотряды. В помощь им создавались сельские комитеты бедноты – комбеды – с заранее определенной функцией: помогать местным советским органам в заготовке продовольствия. Это сразу привело к крестьянским восстаниям.
Кроме того, увеличилось число государственных едоков. К концу 1919 года численность Красной армии достигла 3 млн человек, а в 1920 году – 5,3 млн. Поволжье оказалось ресурсной базой для двух фронтов одновременно – Южного, против белых армий Деникина и Врангеля, и Восточного – против Колчака.
Первые случаи голода в регионе были отмечены еще в 1920 году. К лету следующего года стало ясно, что начинается катастрофа, не имеющая аналогов в новейшей истории России: засуха в Поволжье погубила и без того существенно сократившиеся посевы. Привычная «старорежимная» мера борьбы с голодом (доставка хлеба из губерний, не затронутых засухой) исключалась. На четвертый год советской власти запасов зерна не осталось нигде.
Распустить армию, объесть Украину
Весной 1921 года большевики поняли, что их политика разочаровала большинство населения и, в первую очередь, крестьян. Символом этого разочарования стало восстание в Кронштадте и повсеместные крестьянские волнения. В марте декрет ВЦИК заменил продразверстку продналогом. Однако эта разумная мера опоздала минимум на год. В хозяйствах Поволжья не осталось зерна, чтобы в текущем сезоне увеличить посев.
Для экономии госресурсов было осуществлено обвальное сокращение Красной армии: к концу 1921 г. ее численность составила 1,5 млн человек. Одновременно появился предложенный самим В. Лениным проект, который, наоборот, предусматривал военную мобилизацию сельской молодежи с голодающей территории – от 500 тыс. до 1 млн человек.
Ильич предложил контингент молодежи разместить на территории Украинской ССР: «если поставить на Украине армию из голодных губерний, этот остаток (хлеба) можно было бы собрать… чтобы они помогли усилению продработы, будучи сугубо заинтересованы в ней, особенно ясно сознавая и чувствуя несправедливость обжорства богатых крестьян на Украине». Соратники Ильича все же не решились прибегнуть к этой дикой мере: разместить в богатых краях полмиллиона голодной и озлобленной солдатни.
Тогда Ленин с соратниками пошли на невероятный шаг. 2 августа советская Россия обратилась ко всему миру, но не с требованием признания и не с призывом повсеместно установить диктатуру пролетариата. Совнарком уведомлял мировую буржуазию, что «российское правительство примет любую помощь, из каких бы источников она ни поступила».
Кукиш для НКО
На первом этапе – летом 1921 года – помощь пришла из неожиданного источника. Чудовищный голод вызвал явление, почти забытое в стране: консолидацию общественных сил, относящихся к советской власти без восторженной лояльности, но готовых временно забыть разногласия и приступить к активной работе по решению проблемы.
22 июня в Московском обществе сельского хозяйства выступили участник кооперативного движения агроном М. Куховаренко и экономист А. Рыбников с докладом на тему «Неурожай Юго-Востока и необходимость государственной и общественной помощи». Четыре дня спустя «Правда» опубликовала статью, признававшую тяжелейший голод в Поволжье, а также тот факт, что бедствие превосходит по своим масштабам голод 1891 г. Такая реакция официозной газеты на доклад породила надежды, что, как и при царизме, против голода можно объединиться всей страной. При Московском обществе сельского хозяйства был создан комитет по борьбе с голодом – Помгол. В него вошли деятели из разных сфер: искусствовед Павел Муратов, друг и соратник Льва Толстого Владимир Чертков, писатель Михаил Осоргин, филолог Николай Марр и другие люди, известные с дореволюционных времен. Комитет возглавил председатель Московского совета Лев Каменев. Почетным председателем стал писатель Владимир Короленко, ветеран борьбы с голодом 1891 года.
Создание общественного Помгола выглядело сенсацией. С момента захвата власти большевики последовательно избавлялись от политических союзников и пресекали любую деятельность, возникшую не по приказу. Невиданная беда принудила их к взаимодействию с творческой и экономической интеллигенцией.
Игра в сотрудничество с неправительственной организацией продолжалась недолго. В большевистской печати комитет именовался не иначе, как «Прокукиш», по именам троих деятелей: бывшего министра Временного правительства Сергея Прокоповича, его жены Екатерины Кусковой и либерального политика Николая Кишкина. Ленин откровенно писал: «От Кусковой возьмем имя, подпись, пару вагонов (продовольствия) от тех, кто ей сочувствует. Больше ни-че-го». Он велел партийной прессе: «на сотни ладов высмеивать и травить «Кукишей» не реже одного раза в неделю».
Фритьоф Нансен – знаменитый полярный путешественник, назначенный 15 августа главноуполномоченным Международного красного креста по оказанию помощи России, – примчался в Москву 24 августа в сопровождении секретаря и пяти советников. Чичерин проинформировал Политбюро о цели визита важного гостя: «Мы, во-первых, должны заключить с ним соглашение о способе передачи помощи, получаемой филантропическим путем; во-вторых, он считает возможным получить для нас у различных правительств и организаций заем в 10 млн фунтов стерлингов под 6% на 10 лет».
Слабо разбираясь в политической обстановке страны таинственных Советов, прямодушный Нансен («викинг», по определению Горького) хотел ввести в число своих сотрудников представителя общественного комитета.
«Такое намерение вызвало у Ленина затяжной приступ ярости. Главе советского правительства почудилось, будто в результате общения Нансена с московской интеллигенцией распределение продовольственных поставок и выгодный кредит могли бы уплыть из рук большевиков в распоряжение нечаянно возрожденной общественности», – отмечает в статье «Год 1921-й: покарание голодом» Виктор Тополянский.
Долго копившийся ленинский гнев, по его словам, «прорвался наружу, как подкожный нарыв, в пятницу 26 августа», когда вождь ознакомился с резолюцией заседания Комитета от 23 августа, где, в частности, говорилось о том, что плодотворная деятельность комитета невозможна без работы делегации за границей. Окончательно освирепев от «наглейшего предложения Нансена» и беспримерной дерзости «Кукишей», вождь мирового пролетариата возжаждал образцовой расправы.
После получения первой партии заграничной помощи Помгол был распущен, а большинство его участников – арестованы. Сравнительно с последующими репрессиями их судьба была не очень драматичной – кто-то отбыл за границу, а кто-то даже сделал успешную карьеру в советской России. Так был упущен, скорее всего, последний шанс на существование независимой общественной организации, способной взаимодействовать с коммунистической властью, если не контролируя ее, то хотя бы консультируя.
Отвергая протянутую руку помощи, большевики действовали цинично и рационально. Даже те из будущих вождей, кто в годы Первой мировой войны находился в ссылке и эмиграции, имели представление о работе Земгора (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) и военно-промышленных комитетов. Эти организации помогали правительству, но также его критиковали. Поэтому голод казался большевикам меньшей угрозой, чем любое независимое учреждение.
Урок для власти, урок для мира
Достаточно скоро Помгол появился опять – сугубо как правительственная организация, задачей которой было координировать действия местных и центральных властей. Малая советская энциклопедия (1928-1931 гг.) хотя немало писала о противниках советской власти, но общественный Помгол в соответствующей статье упоминать не стала, только официальную структуру.
Осенью и зимой 1921 года, когда голод в Поволжье достиг апофеоза, в советскую Россию начались масштабные поставки денежной, продовольственной и другой помощи, в первую очередь от американской организации АРА, а также из европейских стран. Однако полярный исследователь и филантроп Фритьоф Нансен обвинял западные правительства в том, что они могли бы спасти сотни тысяч жизней, если бы начали помогать гораздо раньше.
Фотографии обтянутых кожей детских скелетов – живых и мертвых – оказали более сильное воздействие на западное общество, чем новости о репрессиях. При этом большевики, как всегда, оказались умелыми тактиками. К изъятию драгоценностей у церковных общин (разумеется, ради спасения бедствующих) они приступили не сразу, а лишь в феврале 1922 года, когда западная помощь уже шла широким потоком. Мировые СМИ сообщали с мест, что ситуация гораздо страшнее, чем считалось, и остановить продовольственные поставки никто бы не решился.
Отмена продразверстки и американская пшеница сделали свое дело. К лету 1922 года голод пошел на спад. Крестьяне охотно засевали пашни, рассчитывали доход от продажи хлебных излишков и не думали, что 7 лет спустя у них отберут уже не хлеб, а землю.
После 1921 года в странах Запада коммунизм стал ассоциироваться c голодом
Партия большевиков, и в первую очередь ее генеральный секретарь Иосиф Сталин, сделали выводы. Следующее наступление на крестьянство – коллективизация – окажется продуманной военной операцией, а голод – не только случайным последствием, но и направленной мерой.
Фотографических свидетельств Голодомора 1933 года практически не осталось – исполнители позаботились. Советизированная общественность не пыталась создать независимые комитеты, а только одобряла коллективизацию и ее героев вроде Павлика Морозова.
Но Поволжский голод стал не менее важным уроком и для стран, жители которых начинают утро с чтения газет. Большевизм презентовал себя как обновляющая сила, способная построить новый справедливый мир без войн и голода. И если Гражданская война в России выглядела естественным последствием Мировой войны, не очень страшным на фоне общеевропейской бойни, то чудовищный, каннибальский, средневековый голод оказался самой действенной антикоммунистической пропагандой.
Марксизм не умер в 1921 году. Но с тех пор ни одна коммунистическая партия в Европе не могла взять власть парламентским путем.
Коммунизмом баловалась левая интеллектуальная элита, от студенческих демонстраций до сотрудничества с советской разведкой. Для среднего класса – «обывателя» в глазах этой элиты – коммунизм навсегда ассоциировался с голодом. Трагедия в Поволжье стала одной из самых черных страниц в истории СССР и России, а для остального мира – прививкой от большевизма.
Ни малейших представлений о заслугах Гувера и Нансена не сохранилось в памяти потомков голодавшего на заре советской власти населения. И памятников ни Гуверу, ни Нансену не поставили даже в Поволжье. Может быть, потому, что история Отечества и в коммунистической, и в современной трактовке должна быть историей наших свершений и достижений?
Светлана Шаповалова, «Голод 1921 года: катастрофа или казнь». https://regnum.ru/news/2184555.html
Михаил Карчик (журнал «Дилетант»), «Драма 1921 года».
https://diletant.media/articles/45304752/