-
- Протокол отождествления
В начале января в редакции раздался звонок: «Сидоров Николай Васильевич», – и после небольшой паузы, видя, что я не понял, кто звонит: «Называю пароль: Галина Викторовна…». Тут я начинаю вспоминать, что это тот самый Николай Васильевич, про которого мне рассказывала Галина Викторовна Симонова (давшая в журнал немало замечательных статей про адмирала Колчака) и рекомендовавшая поближе познакомиться с этим незаурядным и интересным человеком. И вот 15 января (не сговариваясь!), в день рождения О. Мандельштама мы встретились в редакции, где и состоялся этот откровенный разговор. Не так много осталось свидетелей тех страшных преступлений советской власти, еще меньше тех, кто не побоялся рассказать о том, о чем власть во все времена старается «забыть»… (ред.)
Поэт в России – больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
Лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,
Кому уюта нет, покоя нет.
Эти знаменитые строчки Е. Евтушенко в полной мере справедливы по отношению к Осипу Мандельштаму – искусному скульптору слова и человеку, сознательно выбравшему путь и крест борца за правду, глашатая свободы. Когда в конце 1933 г. поэт прочитал свою эпиграмму на Сталина «Мы живём, под собою не чуя страны» Борису Пастернаку будущий нобелевский лауреат побледнел и категорически заявил: «Это акт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу Вас не читать их никому другому».
«К смерти готов…»
Но именно эти строчки решили трагическую судьбу Осипа Эмильевича, и, по мнению писателя и мемуариста Юрия Нагибина, их «никак нельзя рассматривать как случайность, как безрассудное дерзновение: они сердцевина жизненного и творческого пути, его итог и предопределение». Доподлинно известно, что роковой пасквиль на вождя Мандельштам читал примерно 20 людям. Среди них – Анна Ахматова, одна из немногих, оценивших его литературно-художественную ценность. Когда они прогуливались по Пречистенке в феврале 1934-го, поэт сказал: «Я к смерти готов». Через три месяца он был арестован.
Осип Мандельштам окончил свой жизненный путь во Владивостокском пересыльном лагере в декабре 1938 года. Последний период его гулаговской эпопеи, как и сама смерть, за десятилетия обросли мифами и легендами, но сегодня можно поставить окончательную точку – по крайней мере, в отношении места захоронения. «Город нашенский» был не только географической окраиной империи, но оказался и вне мощных литературных течений, бурливших в котле столичной жизни. Поэтому мы довольствуемся и даже гордимся тем фактом, что здесь нашел упокоение великий русский поэт. К сожалению, так и не научившись извлекать уроки из прошлого. Не зная своей истории, невозможно понять подлинный смысл настоящего и цели будущего. Что и происходит сейчас: на костях узников ГУЛАГа раскинулся торгово-развлекательный центр, здесь праздно гуляют и веселятся их потомки-соотечественники. Прости их Господи, ибо не ведают, что творят. Но ведь погибшие в любом случае заслуживают памяти, уважения и покоя.
Жизнь вопреки
Подполковник внутренних войск в отставке Николай Сидоров – человек удивительной судьбы, прошедший через жернова угловно-исполнительной системы, что называется, с другой стороны, и лучше не знать, чего ему стоило в этих нечеловеческих условиях остаться человеком. А он остался, и после выхода на пенсию все свободное время посвятил скрупулезному сбору редких архивных материалов, основал и возглавил Музей приморского ГУИН, написал уникальный двухтомный труд «ГУЛАГ НКВД: анфас и профиль», выпустил сборник собственных самобытных стихов «Жизнь вопреки». Пройдя путь от лейтенанта отделения УВД Уссурийска до подполковника внутренней службы, конвойный с 33-летним стажем убежден: ни тюрьма, ни лагерь человека не исправляют и не перевоспитывают.
Вот строки из его книги «Жизнь вопреки»: «…Почти четверть века, перед тем как мне появиться на свет, от Москвы до самых до окраин мели черные ветры, они бросали в глаза и души людей семена жестокости, уводили в другую сторону от тех целей, ради которых отцы и деды совершали революцию, погружая общество в пучину бездуховности, требуя отречения от Бога от родителей. Проповедовалась классовая ненависть, поощрялись донос и предательство. Власть советская прочно обосновалась на всеобщем страхе, лживых лозунгах, на реальных привилегиях партийной элиты. Всюду торжествовали «шариковы», у которых совесть и представления о грехе и греховности давно сделались вредными понятиями.
Воцарился диктатор без срока
И в само основнье идей
Закопал миллионы жестоко,
Сеть паучью создав лагерей.
<…> Мы были на грани смерти и постоянно находились ближе к смерти, чем к жизни. Детей убивали бомбами, пулями, а больше и эффективнее всего – голодом. Страна, годами недоедая хлеба, с отчаянием обреченного затянула пояса и, разделившись на фронт и тыл, отдала скудные крохи фронту».
Потребность обратиться к истории, честно рассказать о том страшном и героическом времени, судьбах коллег-сослуживцев и заключенных современникам Николай Васильевич лучше всего выразил в стихах:
Сказать, конечно, не успею обо всем,
Но что скажу – душой своей согрею.
И если – в землю…, в жизнь стихи – зерном
И любовью их читающий прозреет.
Транзит в один конец
– Я по крупицам собирал все существующие документы, которые имели отношение к пребыванию Осипа Мандельштама в нашем городе и его гибели, – делится подполковник в отставке. – Действительно, Владивостокский пересыльный лагерь Дальстроя на транзитном пути в Колыму располагался на северном склоне Саперной сопки, печально известном 6-м километре. Но заключенные шли туда пешком от пункта на Второй речке, куда прибывал железнодорожный состав. Отсюда и некоторая путаница. Поэт похоронен в общей могиле – там, где в 1950 году была построена 52-я школа и разбит сквер на ул. Овчинникова, между остановками «Постышева» и «Пр. 100-летия». Гражданское кладбище находится рядом, но с другой стороны. Это доказанный факт, место захоронения четко обозначено в схеме заключенного П. Яхновецкого. Хотя никаких опознавательных знаков и мемориальных досок там нет до сих пор. Последним адресом при жизни поэта стал 11-й барак, у меня есть фотография тюремной больнички, в которой мучительно, в полубреду, умирал Осип Эмильевич. Уже в наши дни районе карцера бывшего лагпункта на Второй речке возвели торгово-развлекательный центр, но старожилы знают, что в свое время это было самое зловещее и мрачное место, где нашли свой последний земной приют тысячи замученных узников ГУЛАГа.
Потомки должны знать правду, какой бы горькой она ни была: прошлое не игрушка, которую можно разобрать, выкинуть ненужное, а потом собрать снова. Пока жива память, живы и люди, вписавшие свои имена в Вечность.