После того как я закончил работу над непридуманной историей о ректоре Владивостокского политехнического института, об учёном с мировым именем, профессоре П.П. фон Веймарне, и она прозвучала на радио, я совершенно неожиданно получил письмо, обратный адрес на котором был написан на английском языке.
Письмо пришло из города Кобэ, в котором я не был, а только проезжал мимо несколько раз по дороге в аэропорт г. Осака и в г. Тоттори.
С некоторым недоумением я вскрыл конверт и прочитал:
«Уважаемый г-н Турмов!
Это пишет Охаси из города Кобэ, Япония. Мы с Вами познакомились на симпозиуме, посвящённом жидкому кристаллу в г. Тоттори в конце октября сего года. Тогда Вы рассказали мне об одном великом химике Петре Веймарне, похороненном на кладбище для иностранцев в г. Кобэ, где я живу. В ноябре я случайно попала на кладбище и нашла его могилу. При сём прилагаю фотографии. Включите, пожалуйста, в Вашу коллекцию.
И я вспомнил тёплые осенние дни в городе Тоттори, куда я прибыл для участия в профессорском собрании вузов стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Кроме того, мне предстояло выступить на конференции, на которой обсуждались вопросы подготовки кадров высшей квалификации для промышленности, в том числе и при производстве жидкокристаллических материалов, в вузах Японии, России, Китая, Кореи, Монголии.
Переводчицей на этой конференции и была госпожа Охаси, худенькая, даже, можно сказать, хрупкая женщина, хорошо, практически без акцента говорившая на русском языке. Когда она назвала свою фамилию и сказала, что она живёт в городе Кобэ, я тут же вспомнил о профессоре Петре Петровиче Веймарне, ректоре Владивостокского политехнического института в 1920-1922 гг.
В своё время он был ректором Екатеринбургского горного института. После эвакуации во Владивосток в 1919 г. группы сотрудников и студентов этого института произошло слияние Владивостокского политехнического института и Екатеринбургского горного. Петр Петрович фон Веймарн стал ректором объединённого вуза.
Фон Веймарн эмигрировал в Японию в 1922 году сразу же после окончания гражданской войны на Дальнем Востоке.
В начале 30-х Пётр Петрович тяжело заболел и ему порекомендовали поехать на лечение в Китай, в город Шанхай. Он умер там во время операции. Прах его перевезли в Японию и захоронили на кладбище для иностранцев в г. Кобэ.
На фотографии, которую прислала госпожа Охаси, запечатлена могила П.П. фон Веймарна, надгробие которой выполнено, по всей видимости, из мрамора и гранита. Венчает памятник католический крест, а на лицевой части надпись: «Пётр Петрович фон Веймарн. Действительный статский советник. Горный инженер. Профессор химии».Ниже – дата и место рождения, дата и место смерти.
Из фотографии видно, что за памятником хорошо ухаживают: вокруг много зелёных насаждений и цветов.
Вообще-то каждая поездка в Японию открывала для меня новые и неизвестные страницы истории, такой далёкой и такой близкой.
Вот и в этот раз, когда госпожа Охаси переводила мой доклад на конференции в г. Тоттори, я не ожидал, что, кроме полученного письма от неё, я узнаю ещё что-нибудь новое о том же Петре Петровиче Фон Веймарне.
Осенью прошлого года я вылетел рейсом Владивосток – Тояма, где меня встречал представитель префектуры Тоттори, знавший русский язык так же, как я японский, и не знавший английского языка совсем. Но ничего, как-то мы с ним поладили, объяснились и добрались до железнодорожного вокзала, откуда отходил поезд до города Кобэ, где мы должны были сделать пересадку. В Кобэ к нам подсел переводчик, стало легче общаться. Мимо вагонных окон проплывали знакомые по прежним поездкам картинки обыденной японской жизни: аккуратные, точно игрушечные, домики деревень, громады стеклобетонных городских зданий, геометрические нарезы рисовых чеков. Обессилевшие за лето речки, местами превратившиеся в ручейки, плавно обтекали камни и валуны, устремляясь к далёкому морю
А я рассказывал своим спутникам о русском профессоре П.П. Фон Веймарне, который более десяти лет работал на благо японской науке.
Я думал, что слушатели внимают мне больше из уважения, подрёмывая в уютных креслах вагона поезда Синкосен (т.е. скоростного), мчавшего нас в город Тоттори. Я ещё раз подивился возможностям японской техники. Обычно межвагонные стеклянные двери открывались при подходе к ним пассажира, а в нашем поезде они открывались после того, как пассажир прикладывал руку к дверям в обозначенном месте.
На следующий день после приезда японец, встречавший меня в Тояме, передал мне листок факсовой бумаги, на котором были сведения о японских учёных в области химии. В самом верхнем левом углу я рассмотрел надпись на немецком языке Пётр Петрович фон Веймарн (1879-1935) и его портрет, весь остальной текст был на японском языке.
С помощью переводчика я выяснил, что эти сведения получены с сайта научно-химического общества Японии.
Перевод текста я получил уже перед самым вылетом из Тоямы, потому что переводчику надо было заглянуть в Интернет, так как он затруднялся в переводе специальных терминов. Этот перевод я и привожу дословно.
«Веймарн был учёным коллоидной химии в России, и существует даже такой закон – закон Веймарна, согласно которому коллоид – это универсальное состояние материи. Он был открыт в 1906 году и принёс Веймарну популярность. Убегая от российской революции, Веймарн через Владивосток бежал в Японию благодаря покровительству Икэда Кикунаэ из Токийского университета (1921 г.).
В Киотском университете, благодаря профессору Дайко Юкичи, и позже – в Осакской технологической лаборатории, Веймарн возглавлял кафедру коллоидной химии. Здесь он воспитывал молодых учёных и занимался наукой о дисперсных веществах. В Японии было опубликовано более 130 его работ. Из-за болезни он в 1931 году ушёл из Осакской лаборатории, лечился дома в Кобэ и умер в Шанхайском госпитале (1935 г.). Его останки захоронены на иностранном кладбище в Кобэ».
Я заметил, что в тексте была ошибка: Веймарн уехал из Владивостока в Японию в 1922 году.
Интересно, что до революции ректоры высших учебных заведений имели пожизненный чин или класс действительных статских или тайных советников, что соответствовало по табели о рангах того времени званиям генерал-майора (контр-адмирала) и генерал-лейтенанта (вице-адмирала).
Всего чинов (классов) было четырнадцать. Самый нижний (четырнадцатый) соответствовал классу коллежский асессор, а самый высший (первый) – канцлера. Класс ректора стоял по государственной значимости на 3-4-м местах.
Уже в наши дни на одном из съездов ректоров, где присутствовал и я, было решено направить в правительство прошение о введении для ректоров звания государственного служащего – действительного статского советника, т.е. возвратить табель о рангах или, по-современному, реестр должностей на круги своя.
Разработанные Положения и все необходимые документы при единодушной поддержке делегатов съезда были переданы министру Валентине Ивановне Матвиенко, которая присутствовала тогда на съезде как представитель Правительства России. Но вскоре Валентину Ивановну избрали губернатором Санкт-Петербурга и все предложения Союза ректоров благополучно и безвозвратно затонули в бюрократических глубинах.